Едва ли не единственной боевой операцией римских войск, состоявшейся в этом году, стал поход консульских армий на Консенцию, главный город Бруттия. Штурмовать его, по-видимому, не пытались, ограничившись грабежом окрестностей. Когда нагруженные добычей римляне проходили через какое-то ущелье, они подверглись нападению бруттиев и нумидийцев. Хотя вначале положение казалось опасным, для римлян все обошлось благополучно, и они не только сохранили обоз, но и почти не понесли потерь. На пути из Бруттия консульские армии вошли в Луканию, жители которой и раньше намеревались оставить союз с карфагенянами, а теперь окончательно признали над собой власть Рима (Ливий, XXVIII, 11, 13–15).

В том, что дело Ганнибала проиграно, не сомневался, наверное, уже никто, в том числе и сам Пуниец. Находясь в Бруттии, где его блокировали многократно превосходившие вражеские войска, он ничего не предпринимал в течение всего года, что было и не удивительно. Колоссальное напряжение, переживаемое им вот уже больше десяти лет подряд, потеря всего, чего ему удалось ценой этого достичь, наконец, гибель брата – все это в конечном итоге не могло не привести к депрессии и чувству полной безысходности. Но вот что удивляло античных авторов и удивляет до сих пор. Даже теперь, когда надежды не оставалось ни на собственные силы, ни на помощь извне, продовольствия и денег не хватало, и, наконец, несмотря на то что, находясь в этом положении, пунийские воины были обречены на бездействие, среди них ни разу не возникло попыток к мятежу или волнениям. Неизвестно, чтобы за время нахождения пунийской армии в Бруттии хоть один из ее отрядов пытался перейти к римлянам, хотя можно не сомневаться, что, имей место такой случай, наши авторы не упустили бы возможности о нем рассказать. Ганнибал по-прежнему мог полностью положиться на своих ветеранов.

В Риме мало кто мог сомневаться в том, кто станет одним из консулов 205 г. до н. э. После того как Публий Корнелий Сципион вернулся из Испании, он стал поистине народным героем. Количество желающих принять участие в выборах было самым большим с тех пор, как началась война. Люди съезжались не только проголосовать, но и просто посмотреть на прославленного полководца, любимца Фортуны. Толпы народа собирались и на Капитолии, где Сципион совершал жертвоприношения, и у его дома. Все ждали, что именно ему предстоит победоносно завершить эту войну, что он выгонит остатки карфагенского войска из Италии и добьет противника уже в Африке (несомненно, сам покоритель Испании хорошо постарался для создания соответствующего настроения в обществе). В итоге, в соответствии с волей всех центурий, Публий Корнелий Сципион был избран консулом, а его напарником стал Публий Лициний Красс. Распределение провинций тоже прошло в полном соответствии с желанием Сципиона. Поскольку Публий Лициний Красс занимал должность великого понтифика, ему полагалось оставаться в Италии, поэтому он без жеребьевки взял себе Бруттий, уступив Сципиону Сицилию (Ливий, XXVIII, 38, 6–12).

Теперь было необходимо получить от сената разрешение на ведение войны в Африке. В том, что это будет легко, Сципион сомневался и заранее давал понять, что, если такового разрешения не последует, он обратится к народному собранию. Действительно, далеко не всем сенаторам, особенно наиболее влиятельным из них, понравилась инициатива молодого полководца, но большинство из них, зная, насколько популярен Сципион в народе, не решалось возражать в открытую. Спросили мнение Фабия Максима. Никогда не боявшийся отстаивать свою точку зрения, Кунктатор и теперь не посчитался с господствующими настроениями и высказался против африканской экспедиции. Причины приводились разные. Прежде всего, ее не стоило начинать, пока в самой Италии находится армия Ганнибала – противника по-прежнему опасного и достойного. Воспользовавшись отсутствием одного из консулов, пунийцы могут переправить Ганнибалу новые подкрепления и вновь атаковать Рим. Далее, на содержание консульских армий, находящихся так далеко друг от друга, просто не хватит средств. Наконец, ведение войны в Африке грозит неизмеримо большими трудностями, чем те, с которыми пришлось столкнуться в Италии и даже в Испании (Ливий, XXVIII, 40–42).

В своей ответной речи, подкрепленной соответствующими историческими примерами, Сципион преимущественно заострил внимание на том, что экспедиция в Африку вовсе не является такой безнадежной, как это хочет показать Фабий. Шансов на успех гораздо больше, если учесть само государственное устройство Карфагена: его наемная армия не отличается верностью, а подвластные племена только мечтают избавиться от своих господ (Ливий, XXVIII, 43–44; Аппиан, Ливия, 7).

Обстановка накалялась: все слышали о том, что Сципион намерен обратиться к народному собранию, если не получит разрешения от сената, и теперь его спросили, станет ли он соблюдать решение сената. Сципион ответил, что будет действовать, как потребует благо государства. Обратились к народным трибунам, и те потребовали, чтобы Сципион заранее определил, чьему решению он будет подчиняться – сената или народного собрания. Тот попросил день на размышление и обсуждение с коллегой, после чего заявил, что последует решению сенаторов.

Надежды Сципиона оправдались: ему разрешили воевать в Африке, если он сочтет это нужным, и предоставляли флот в тридцать кораблей. Правда, в проведении воинского набора ему отказали, но зато он имел право нанимать добровольцев за собственный счет, как если бы окончательный разгром Карфагена был его личным делом (Ливий, XXVIII, 45, 13–14; Аппиан, Ливия, 7).

И этого оказалось совершенно достаточно. По всей Италии, прежде всего в этрусских и умбро-сабелльских городах, началась настоящая кампания по сбору средств и материалов на снаряжение армии и флота для африканской экспедиции (так, только город Арретий поставил три тысячи щитов, столько же шлемов, различные копья и дротики, а также топоры, косы, заступы, корзины, ручные мельницы в количестве, достаточном для сорока боевых кораблей; кроме этого, сто двадцать тысяч модиев пшеницы и дорожные деньги десятникам и гребцам). Города Умбрии и Сабинии (Нурсия, Реата, Амитерн) выставляли солдат, много добровольцев на флот вызвались из племен марсов, пелигнов и марруцинов, а из города Камерин пришла когорта в шестьсот человек. Всего в армию Сципиона вступило семь тысяч добровольцев. Было заложено тридцать кораблей (двадцать квинкверем и десять квадрирем), при этом строительство велось такими темпами, что было закончено уже через полтора месяца. Располагая этими силами, Сципион переправился на Сицилию, где продолжил подготовку к атаке на Карфаген (Ливий, XXVIII, 45, 15–21; 46, 1).

Кроме италийских добровольцев в армию Сципиона вошли «штрафные» легионы, до сих пор дислоцированные на Сицилии. Несмотря на то что в Риме они продолжали считаться «опальными», консул ничуть не сомневался в их боеспособности и опыте, ведь они вынесли всю тяжесть войны на Сицилии, а в свое время, как и сам консул, сражались и выжили под Каннами. Им и предстояло составить основу армии вторжения.

Для обеспечения снабжения войск Сципион распределил людей по разным городам, потребовав продовольствие от сицилийцев (оставив нетронутыми запасы, привезенные из Италии), а чтобы экипировать конницу, провел любопытную комбинацию. Он заранее выделил из добровольцев триста человек, но никаким оружием их не снабдил и вообще не объяснял их будущего назначения. Одновременно с этим Сципион приказал тремстам самым знатным и богатым сицилийским юношам явиться к нему верхом с полным снаряжением. В назначенный день все были на месте, хотя ни самих всадников, ни тем более их родителей и родственников не привлекала перспектива участия в заморском предприятии римлян. Сципиону все это было отлично известно, и на общем сборе он объявил сицилийцам, что, поскольку до него дошли слухи, будто кто-то из них боится идти в поход, он готов выслушать недовольных, так как не хочет вести с собой в Африку негодных солдат. Один из всадников решился высказать свое нежелание идти на войну, и Сципион разрешил ему вернуться домой при условии, что оружие, лошадь и всю амуницию он передаст человеку, готовому его заменить, а также обучит его конному бою. Юноша с радостью согласился, а остальные, видя такое понимание своих настроений со стороны полководца, тоже пожелали выставить вместо себя добровольцев. Сципион выполнил и их просьбу, в результате чего в его распоряжении оказалось триста комплектов доспехов и отлично снаряженных лошадей, которые он передал тем самым тремстам воинам, которых ранее специально не вооружал. Так без каких-либо затрат со стороны Сципиона в его армии появился конный отряд (Ливий, XXIX, 1, 1–11; Аппиан, Ливия, 8).