На улице они какое-то время шли молча.

– Вы не пьете и не курите, не так ли? – заговорил наконец Селло с ассистентом.

– Нет, не употребляю никаких… Вообще ничего не употребляю.

Чвартек сунул в карманы руки, мокрые от пота. Когда сквозь ветви деревьев стал виден свет из окна его комнаты, нечто, как бессловесная молитва, родилось у него в душе: «Чтобы это еще было!» Они поднялись по лестнице вверх, оба в плащах. Перед белой дверью своей комнаты Чвартек заколебался.

– Минуточку, успокойтесь… – уверенным голосом сказал Селло. – Прежде всего вы ученый, правда? – поддержал он Чвартека взглядом. – И скажите мне, предпочитаете ли вы, чтобы это было там или же?..

Ассистент почувствовал прилив доверия: «Селло! Благородный, добрый человек».

– Да, естественно!

Они все еще стояли под дверью. Чвартек импульсивно протянул руку.

– Сейчас, – удержал его за плечо профессор. – Понимаете ли вы, что это значит, если это действительно имеется за этой дверью?

– Да. Это значит, что проявила себя какая-то сила…

– И ничего более?

Чвартек молчал.

– Если бы это произошло, – поднял руку профессор, – то опровергло бы нашу физику. Это бы означало, что неверна термодинамика, что постоянная Планка не является постоянной… Ибо вы, наверное, хорошо знаете, что значит «бесконечно малая вероятность»?.. Бесконечно малая! – повторил он, словно говорил уже не Чвартеку, а тому, что было за закрытой дверью.

– И даже если это должно опровергнуть физику… Если это будет мир хаоса!.. То, однако, это так! – прокричал Чвартек и резко открыл дверь.

В комнате горели лампы. В их свете все оставалось таким, как оставил Чвартек: стол, несколько отодвинутый к стене, заваленный книгами, с пишущей машинкой, в которой еще торчала бумага, отброшенное в сторону кресло, стул и… пресс-папье, которое валялось на полу у ножек ширмы.

Профессор вошел, не снимая шляпы, осмотрелся в комнате и оперся рукой о подлокотник кресла.

– Итак? – сказал он.

– Это было! Клянусь, было! – крикнул Чвартек.

Глаза у него бегали. Неожиданно он подскочил к пресс-папье, набросился на него, поднял, всмотрелся в смеющееся лицо темного божка, будто бы что-то приказывал ему силой пылающего взгляда, и патетически развел руки. Пресс-папье упало, громко стукнувшись о ковер. Чвартек сел возле него, а точнее, безвольно опустился на пол.

– Нет… это невозможно… Это так долго продолжалось… – шептал он. – Мельчайшие подробности памятны… Уколол себя в палец… О, еще есть отметина!.. Оно колыхалось тут, на этом драконе, а головка была теплая, почти горячая… – напоминал он себе ни с того ни с сего.

Селло, до этого момента неподвижный, с насупленными бровями, с лицом, укрытым в тени края надвинутой на лоб шляпы, словно устыдился чувства жалости, которое будила скорчившаяся фигура Чвартека, резко выпрямился. Обнажил голову.

– Было теплое?! – вспыхнул он. – Теплое?! Осел! Почему мне этого сразу не сказал?!

Он, слегка расставив ноги, стал на середине комнаты, со своеобразно выдвинутой челюстью. Внезапно он подошел к столу тем самым упругим шагом, которым он передвигался в лаборатории. Поднял трубку телефона.

– Центральная? Дайте мне космотрон. Да. Алло? Инженера Кеча, пожалуйста. А, это вы? Ну что там?.. Через три дня будет готов? Отлично. Но, но, скажите мне, пожалуйста, вы что-нибудь делали сегодня, так с полчаса назад… Может, три четверти?.. Что?.. Ага, подсоединяли магниты… ага…

Селло долгое время внимательно слушал. Неожиданно он оживился.

– Значит, электрики его включили?.. Ах, искали замыкание? И что, устранено?.. Спасибо, это все, что я хотел знать. Хорошо, крутитесь, загляну завтра утром. До свидания!

Звякнула положенная на рычаг трубка. Профессор повернулся к Чвартеку, который тем временем стоял с приоткрытым ртом, словно ожидал приговора.

– Дайте-ка ваши очки, коллега… Позвольте на минуту…

Внимательно их осмотрел.

– Стекла чистые, – пробормотал ассистент.

Профессор протестующе покачал головой:

– Я не имею в виду стекла. Ну да. Спасибо. – Он вернул ему очки. – А что у вас в карманах? Покажите. Нет, только в карманах брюк.

Чвартек вытаращил глаза, но послушно опорожнил карманы: показался платок, две эвкалиптовые конфетки и блокнот.

– Больше ничего? – удивился Селло. – Какие-нибудь ключи, перочинный ножик у вас есть?

– Нет…

– Это странно. Сейчас. А как именно вы приближались к этому пресс-папье? Каким способом?

– Обыкновенно…

– Как обыкновенно? Может, вы пробовали его пошевелить? Каким-нибудь предметом? Что? Вспоминайте! – атаковал профессор.

Чвартек отрицательно качал головой:

– Нет. Хотя… Нет. Только стул…

– Что стул?

Ассистент запнулся. Профессор, не ожидая ответа, подошел к стулу, перевернул его вверх ногами и тут же сказал:

– А! Скручен болтами! – Он быстро повернулся к Чвартеку. – Вы что-то делали со стулом?

– Ничего такого…

– Ну?!

– Двигал перед собой… – пробормотал в конце концов Чвартек.

Селло только кивнул, явно удовлетворенный ответом, и чистым, юношеским голосом сказал:

– Знаете, почему все это произошло? Из-за ректора Липневича и космотрона.

– Как это из-за Липневича?.. Ведь он умер?

– Да. Но он был жив, когда началось строительство нашего института. Ректор был сторонником экспериментов, и с его согласия при закладывании центрального отопления применили различные новые методы. Например, в этом здании установили обогреватели в виде труб, вмурованных в стены. Вашу комнату как раз огибает по периметру спиралевидная алюминиевая труба. Труба спиралевидная, понимаете?

Чвартек послушно кивнул, хотя ничего не понимал.

– Ну а другим звеном был космотрон.

– Ведь он неисправен…

– Именно поэтому. Если бы он был исправен, ничего бы вообще не произошло. А говоря конкретней, произошло потому, что они сделали траншею в фундаменте под цехом, чтобы добавить бетона.

– Как это?

– Подождите. Чтобы сделать траншею, они были вынуждены освободить от нагрузки бетонную основу, на которой располагается магнит космотрона. Для этого они подвели кран-балку… ведь вы знаете, что там есть этот огромный кран, который расположен поперек всего цеха. Они подвели кран-балку, подвесили железные цепи и подняли магнит, немного, на каких-то полсантиметра, только чтобы освободить фундамент. Так оставили до конца бетонных работ. В это время электрики устранили замыкание в намотке, включили на пробу ток полного напряжения и даже превысили его на десять процентов. И когда включили ток, электромагнит начал работать. От его полюса магнитный поток прошел через цепи, потому что они железные, на лебедку, а с нее дальше на саму кран-балку, тоже железную. Тогда весь кран стал единым огромным магнитом. Знаете, где заканчивается кран? В стене, которая отделяет это здание от цеха космотрона, на высоте пола вашей комнаты. Там, в этой стене, располагался, следовательно, уже не торцевой конец железной конструкции, а полюс мощного электромагнита, пульсирующий переменным магнитным полем. Это поле пробудило электрический ток в катушке. В какой катушке? В этом суть! Катушкой стали трубы центрального отопления, огибающие вашу комнату приблизительно на высоте метра над полом. Я не знаю точно, сколько там этих витков, но это можно увидеть на плане. Индуцированный ток свободно кружил себе, а вы не имели понятия, что сидите внутри катушки, через которую проходит сильный электрический ток. Таким образом, возникло магнитное поле. Такое поле может втянуть и поднять в воздух не слишком тяжелый предмет…