Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слуга кивнул, а затем покинул их. А Нуска стал медленно отползать в угол пещеры, прямо по холодному жёсткому камню. Теперь они с Вьеном остались наедине – и это безумно пугало. До бездновых отродий. До тошноты.
Вьен же, не обращая никакого внимания на лекаря, расположился у костра. Сначала снял плащ и положил его рядом, чтобы просушить, а затем налил себе воды из котелка. Пальцами прикурил трубку.
Наверное, прошла вечность, прежде чем Нуска стал приходить в себя. Возможно, причиной тому был страх, но спать он перехотел, как и есть.
Вьен тем временем докурил, высыпал прогоревший табак в костёр, и Нуска вдохнул знакомый аромат трубки. Затем брат заговорил снова, медленно, словно подбирая подходящие слова:
– Эрьяру скоро атакуют дарвельские войска и Тиама. Мне придётся выслать тебя. Из Скидана на reh`z. Эрд оказался недостаточно напорист в своём желании отправить тебя куда подальше. В глубине души он всё равно желал, чтобы ты вернулся. Если бы не моё вмешательство, это стоило бы тебе жизни. Знаешь ли ты, какое задание дала мне Тиама?
Нуска затрепетал. Что значит «Эрьяру скоро атакуют»? Кто пропустит дарвельские войска прямиком в сердце страны? И неужели… Вьен заодно с Тиамой и дарвельцами? Неужели Вьен не повстанец и наёмник, но ещё и предатель, променявший верность Скидану на мешок дарвельского золота?
– Ты… Ты с ней…? – только и смог выдохнуть Нуска.
– Я не стану делиться с тобой подробностями своей жизни. Как я вижу, мы для этого в недостаточно близких отношениях. – Он снова усмехнулся. А затем без тени улыбки продолжил: – Она приказала убить тебя, вырезать твоё и её сердце. Её сердце доставить в отлитой из золота шкатулке, а твоё – на золотом блюде, чтобы она могла как следует насладиться трапезой. Что думаешь об этом, Нуска? Думаешь, если бы на моём месте был другой наёмник, он бы тебя пожалел?
Нуске пришлось отвернуться. Он понимал, что брат прав. Но и выдавить из себя благодарность не получалось.
– Поэтому мне придётся сослать тебя в другую страну. Там когти Тиамы не доберутся до тебя, её влияние ограничивается Скиданом. Там ты сможешь выжить, но и на мою помощь или помощь эрда не сможешь рассчитывать. Только на себя. Зато наконец приобретёшь своё оружие дэ, как тебе такое, братик?
– Оружие дэ? – без особого энтузиазма переспросил Нуска. Подобное его сейчас не интересовало, но всё же он не мог взять в толк, отчего Вьен сделал такой вывод.
– Точно. Ты ведь не слышал продолжение моего рассказа на следующий день – ты сбежал. – Арцент медленно поднялся, обошёл Нуску вокруг, словно готовясь к нападению, но затем присел на каменный выступ и почесал щетину. Подняв взгляд вверх, Вьен продолжил: – Оружие рождается из желания защитить. Защитить себя, Нуска.
– Это не так. Я видел прошлое других сурии. Их оружие пробуждалось из желания спасти близкого человека.
Губы Вьена расползлись в усмешке, а брови взметнулись вверх, словно издеваясь.
– Ты ребёнок, и твои слова – ребячество. Зачем человеку спасать кого-то?
– Чтобы он был в безопасности. Чтобы не погиб. Чтобы не испытывал боль…
Вьен приблизился и ткнул пальцем Нуску в грудь. Его глаза округлились, и он, не моргая, уставился на лекаря. Затем снова заговорил:
– Мы спасаем кого-то, чтобы самим не испытывать боль. Мы не желаем чужой смерти, потому что не хотим страдать. Мы отказываемся смотреть на умирающего и спасаем его, чтобы не чувствовать себя виноватыми. Мы делаем это для себя.
– А как же эрд? Он не хочет быть счастливым, страдания приносят ему наслаждение…
– Чувство вины. Это ещё одна причина, почему мы не можем допустить смерти тех, кто нам дорог. И умереть эрд хочет из тех же эгоистичных побуждений – чтобы перестать испытывать боль. Спасая Скидан или тебя, он испытывает секундное облегчение, будто бы та вина, что лежит на его плечах, становится легче.
– Хочешь сказать, люди вообще ничего не делают для других? Только для себя? – сощурился Нуска.
Но Вьен вдруг задумался. Вздёрнув подбородок, он отстранился, чтобы протянуть:
– Этого я не знаю. Но я не могу припомнить ни одного примера самопожертвования во благо других. Все спасают только собственные шкуры – кто от смерти, а кто от страданий.
Но Нуска притих. Злость и страх, которые он испытывал всё это время, вдруг сошли на нет. Он поднял на Вьена сверкнувшие в свете огня глаза и сказал:
– Вьен, ты спас меня и убил члена своей семьи ради себя?
Вьен сощурился. Но промолчал.
– Ты ворвался в город в День сурии и пытался забрать меня, приносящего лишь беды, ради себя?
Вьен нахмурился.
– Ты позволил мне присоединиться к восстанию в Арценте, испортить твои планы, привести твоих людей к смерти – ради себя?
Вьен скрипнул зубами и сложил на груди руки.
– И сейчас… Вместо того, чтобы прикончить меня и вернуть сердце Тиаме, ты сидишь и рассказываешь мне это?
– Зачем тебя убивать, Нуска? Намного выгоднее тебя выменять… – Арцент вдруг усмехнулся, а затем ушёл к огню. Там он вывалил содержимое своей сумы на пол и начал рыться в вещах. Звякнуло стекло.
– Выменять? – не понял Нуска.
Вьен тем временем призвал свою саблю и вспорол ладонь. Кровь полилась в маленькую стеклянную бутылочку, которую арцент подставил снизу.
– Верно. Возвращаясь к нашему разговору… За свою жизнь я успел понять только одно. – Наполнив склянку до горлышка, Вьен перевязал руку куском ткани, а затем медленно стал подходить к Нуске. Глаза арцента в полутьме горели красным. – Пока человек поступает правильно и разумно, даже подставляясь под удар, он действует себе во благо. И лишь когда он мечется в отчаянии, допуская ошибку за ошибкой, продавая, меняя всё, что у него есть, – он действует во благо других. Когда он причиняет страдания своим близким. Когда он делает их жизнь невыносимой. И лишь по той простой причине, что неспособен понять: то, что благо для него – не благо для другого.
– Вьен…? – Нуска поёжился и прилип к стене пещеры. Но это не уберегло его