«…для того, чтобы стать вице-президентом огромной страны — фактически вторым человеком в государстве — не нужно ни способностей, ни особых талантов. Пышные усы да красивый мундир: вот и все слагаемые успеха.

Похоже, Борис Николаевич, как и большинство не служивших в армии мужчин, питал патологическую страсть к военной форме»[323].

Не так уж прост был Ельцин, чтобы эти аргументы сыграли решающую роль при принятии окончательного решения, было что-то еще? Разгадку находим в книге Анны Гранатовой, которая глубоко изучила тонкости взаимоотношений между членами семьи Ельциных. Мы уже не раз приводили примеры того, как «политтехнолог от природы» — Наина Иосифовна ненавязчиво давала советы мужу в те самые моменты, когда перед ним стояла проблема выбора. И Борис Николаевич, конечно не сразу, конечно покуражившись над наивными («наиниными») советами жены, хорошенько подумав, принимал эти советы, выдавая их уже за свои собственные «находки». Так было и на этот раз. Наина Иосифовна видела, как мучительно искал ее муж выход из создавшегося тупикового положения. Она своим нутром уловила, какого рода имидж нужен для политической победы:

«Образ ее мужа-ледокола — было бы не плохо уравновесить имиджем человека, несущего в себе элемент стабильности, защиты. К примеру, подойдет образ бравого военного, желательно реального участника конфликтов в горячих точках… Таких людей в народе считают честными, справедливыми и очаровывающими избирателей чувством безопасности.

И вот однажды за завтраком, Наина Иосифовна, подавая мужу крепкий чай и свежие творожники со сметаной, ненавязчиво спросила:

— Боря, а какие у тебя отношения с Руцким?

Ельцин фыркнул:

— Да никаких!

В тот момент его взгляд был направлен на совсем другие кандидатуры.

— А почему это тебя интересует, Ная?!

— Мне кажется… Он хорошо сработал бы с тобой в паре…

Борис отломил ложкой подрумянившийся кусочек творожника, отправил в рот и запил крепким чаем.

— Ты думаешь? В самом деле?

Наина кивнула:

— Он ведь в Афганистане служил, был ранен… Народ таких любит — раз воевал, проливал кровь, значит, честный и смелый..

— Да… я слышал по поводу того, как его истребитель был обстрелян и упал на землю, загорелся… Руцкой из него чудом выбрался живым… — Ельцин старался говорить это равнодушным тоном…

— Он сам водит самолет, представляешь? Да не просто самолет — боевой истребитель! Женщины без ума от пилотов…

— Ты имеешь в виду нашу Ленку? — сыронизировал Ельцин.

— Да хоть бы Ленку! Она же нашла свое счастье с Валеркой Окуловым! Вот, вышла замуж за пилота — и жизнь у нее наладилась. Все голоса женщин на выборах будут твоими! Так что очень тебе советую — приглядись к Руцкому…

— Ох, тяжело это будет. Не в моем он вкусе.

— Боря! Речь идет о президентском кресле. Главное сейчас — победить, а там видно будет… Может, вам и не придется вместе работать… А может, наоборот… он окажется лучше, чем ты думаешь…»[324]

Зерно, брошенное за семейным чаепитием, упало на унавоженную почву. Как же он сам не додумался до столь простого решения? А ведь Ельцин любил такие решения, о чем, ничтоже сумняшеся, писал уже в своей третьей книге мемуаров «Президентский марафон»: «Я всегда был склонен к простым решениям. Всегда мне казалось, что разрубить гордиев узел легче, чем его распутывать». И он, уподобившись Александру Македонскому рубил эти самые «гордиевы узлы». Правда великий полководец древности проделал это единственный раз и всего-то с даром никому не нужным мотком веревки, а наш то «македонец» неоднократно «рубил» по собственной многострадальной стране:

«Вякнул против меня Дудаев? Не буду садиться с ним за стол переговоров, а сразу объявлю войну.

Возомнил о себе Хасбулатов? Вперед, на разгон Верховного Совета.

Пытаются трепыхаться коммунисты? Значит, будем запрещать КПРФ и распускать Госдуму.»[325]

Так и в этом случае, подумав ночью над предложением Наины Иосифовны, он к утру уже принял решение о Руцком. А тут еще Людмила Пихоя под руку талдычит о том же. И вот оно готовое решение. Продолжим начатое выше цитирование Б. Ельцина:

«Руцкой был просто создан для избирательной кампании. Он как будто родился специально для того, чтобы быть запечатленным на глянцевых цветных плакатах, участвовать в телевизионных трансляциях, выступать перед большим скоплением народа. Внешность заслуженного артиста, боевой летчик — Герой Советского Союза, говорит резко и красиво. Одним словом — орел!.. Женщины средних лет будут просто млеть от восторга при виде такого вице-президента! А голоса армии!..

Не раз и не два я возвращался в памяти к этому эпизоду, осознавая горький урок: нельзя тянуться за красивой формой. Простая логика может оказаться обманчивой — в жизни ничего не бывает просто. За всякое слишком простое решение потом приходится дорого платить.

Лишь много месяцев спустя я осознал, что Руцкой никогда не был мне близок и чисто психологически, что называется, по душе, но тяжесть от общения с ним сказалась потом, когда исправлять ошибки было уже поздно.

Наша психологическая несовместимость проявлялась во многом, даже в мелочах. С Руцким мы не сошлись».

Александр Руцкой командовал полком штурмовой авиации в Афганистане. В 1986-м был сбит «стингером» и повредил позвоночник. Его отстранили от полетов, но он добился своего и вновь стал летать. В 1988-м вернулся в Афганистан заместителем командующего военно-воздушными силами 40-й армии. И вновь был сбит на границе с Пакистаном, где бомбил склады с боеприпасами моджахедов. Моджахеды передали его пакистанской разведке. Москва обменяла его на пакистанского разведчика. Президент Афганистана Наджибулла уверял потом, что за Руцкого заплатили большие деньги.

В тот день, когда Ельцин сделал свой выбор, Александр Владимирович Руцкой, председатель одного из комитетов Верховного Совета, как обычно, находился в белом доме со своими помощниками. Неожиданно последовал звонок от Председателя Верховного Совета Ельцина, который пригласил зайти.

Руцкой вернулся только через два с лишним часа.

— А знаете, что он мне предложил? — торжествующе спросил он с порога. И, не дожидаясь ответа, выпалил: — Вице-президента!

— Ну и как?

— Я согласился, — важно сказал Руцкой. — Правда, я его предупредил, что китайским болванчиком не буду, что у меня есть свое мнение по многим вопросам, и я буду его отстаивать.

— Ну и что он?