Та часть яруса, где раньше ходили патрульные, находилась полностью под колодцем. То есть, сводов как таковых не было, задрав голову, можно было увидеть уходящие ввысь яркие кольца верхних ярусов. Свет, идущий сверху, отлично освещал эту часть. Нам предстояло уйти отсюда под колодец, в норы, которые были кем-то порезаны в стенах. Со стороны они были похожи на небольшие темные пещеры, но, как выяснилось, это были огромные тоннели, уходящие глубоко под землю и образующие лабиринты, тянущиеся до Огузка и небо знает куда еще.

Когда мы дошли до первой такой норы, наши сопровождающие остановились.

– Здесь наши карты кончаются, – сказал один из них. – Ваша задача – очистить территорию от людоедов и занести на карты как можно больше тоннелей. Отмечайте все, что сможете, даже те места, где встретите упырей или одетых.

Картографом у нас был Хрящ, он с готовностью достал деревянный планшет с грибом на углу, светлый кусок ткани и чернильную палочку.

– Удачи вам, ребята. Желаю всем вам вернуться, – сухо произнес сопровождающий нас стражник. Можно было подумать, его заставили это сказать…

Вытянувшись по струнке, я отдала ему часть, а затем нырнула в пещеру. Прямо за мной отправились Мурена и Хрящ. Камбала замыкал.

Пещера, разумеется, оказалась вовсе не пещерой, а настоящей норой. Поначалу в ней было не разогнутся толком, но всего через несколько метров ход разросся до огромного колодца со своими стенами, ходами и норами. Было похоже на известную часть яруса: те же жилые пещеры, аккуратные входы, кое-где даже болтались занавески. Но только тут было куда темнее, а над головой нависал глухой камень.

Мы начали свой обход.

Идя по тоннелям, мы слышали, как за каменными сводами шлепают чьи-то босые пятки. Но стоило нам приблизиться или выйти на новую улицу, звуки мгновенно прекращались.

Чем дальше мы забирались, тем смелее становились людоеды. Камбала был для них пределом мечтаний, и даже угроза быть проткнутым гарпуном не останавливала их от того, чтобы приблизиться и вдохнуть его запах. Чем больше их собиралось вокруг, тем веселее им было. Людоеды будто соревновались, кто осмелится подойти ближе. Один подросток даже попробовал дотронуться до толстяка, но тут же полетел кубарем. Толпа людоедов разразилась шипением и цоканьем, веселясь над тем, как досталось самонадеянному юнцу. При этом они все же отстали от нас на десяток шагов, вспомнив, что люди в черном слишком опасны, чтобы пытаться их сожрать.

Мне было не по себе. В прошлый раз, когда я патрулировала нижние ярусы, я даже не поняла, чем эти люди отличаются. Они были куда спокойнее. Теперь же вокруг меня вились человекоподобные звери, истекающие голодной слюной.

– Так на них повлияли те, которые выползают из-под земли, – сказала Мурена, заметив, как я смотрю на них.

– Раньше они не выползали?

– Мы знать про них не знали, – кивнул Хрящ. – Видимо, упыри гнездились где-то совсем глубоко, а после землетрясения что-то изменилось, и они как чокнутые рванули наверх.

– А измениться могло только одно, – процедила сквозь зубы Мурена. – В место, где они сидели, проникла вода.

– Вода!? – я едва не споткнулась от этой новости. – Но если вода появилась где-то внизу Остова…

– Есть вероятность, что скоро весь Остов уйдет под воду, – закончила она. – Никто толком не знает, какая часть Остова скрыта под водой. Может, она никак не защищена от затопления и скоро утянет за собой жилые колодцы…

– Подождите, разве Остов не застрял, упершись в дно!? Как вообще он может затонуть?

– Ты никогда не была позади Остова? – удивился Хрящ. – Я рыбачил там с отцом в детстве. Сразу бросается в глаза цвет воды. Со стороны Огузка она голубая, потому что песок не больше, чем в десятке метров под водой. А позади вода черная. О! Не слышала эту байку про веревку? Пару десятков лет назад люди сплели самую длинную и толстую веревку за всю историю, чтобы измерить глубину открытых вод за Остовом. Эта веревка длиной в три с половиной километра так и не достала до дна. Она стала основой для единственного моста, который соединяет края первого колодца.

– Он хочет сказать, что никто не знает, достает ли Остов до дна или висит над бездной, зацепившись за Огузок, – объяснила Мурена.

– Как можно столько лет прожить в этой громадной пещере и не знать, что у нее на дне? – удивилась я.

– А очень просто: правительство никого сюда не пускало! – заявил Хрящ. – Все думали, что эти норки просто кривенькие пещерки и не совались в них, пока оттуда не вылезла сотня-другая упырей, а за ними ты вместе с Черной. Теперь никто ничего не понимает…

Мы уходили вглубь нижнего яруса, все дальше от света грибов, которые не росли ниже уровня моря.

Стая людоедов, вьющихся вокруг нас, редела, пока совсем не пропала. Когда последний из них скрылся, Хрящ остановился и сделал пометку на карте. Теперь нам было не до болтовни. Где-то здесь должна была быть причина, по которой одетые твари вдруг разбежались.

Норы, выдолбленные в стенах, здесь были сделаны неуклюже, многие даже не были закончены. Одну за другой, мы проверяли каждую из них. Самое мерзкое тут было то, что снаружи нора могла казаться совсем маленькой, а внутри оказывалась огромной, такой, где мог бы поместиться десяток людоедов.

– Яшма, ты пыхтишь, как чахоточный ламантин! Нас услышат раньше, чем мы приблизимся! – проворчала Мурена, не выдержав.

– Они так воняют, что я почую их раньше, чем они нас услышат, – ухмыльнулась я, раздувая ноздри шире.

Однако, вышло иначе.

Мы шли по безлюдным тоннелям уже несколько часов, прежде чем я услышала слабый шорох далеко впереди. Я закрыла глаза и стала слушать, но шорох не повторился. Он был настолько тих, что мог оказаться неосторожным шарканьем кого-то из команды или стуком моего собственного сердца. Я решила не рисковать и дала сигнал остальным, чтобы были наготове.

Мы шли дальше по тоннелю, впереди не было видно ни зги. Слабый свет нашего фонаря освещал не больше нескольких метров, да и тоннели перекрывали друг друга, так что невозможно было понять, из которого пришел звук.

У очередной развилки мне пришлось остановиться. Я убрала волосы за уши, закрыла глаза, сделала глубокий вдох и замерла, изо всех сил прислушиваясь. Сначала я услышала дыхание товарищей, затем свое собственное тело: сердце, пульсирующие потоки крови в ушах. Потом я медленно обратилась к внешнему миру, стараясь уловить малейшие колебания воздуха, хоть что-то…

Воздух взорвался оглушительным ревом Камбалы. Он чихнул, да так, что у меня заложило оба уха!