– Каковы шансы, что он выживет, как думаешь?

– У меня есть только опыт работы с трупами.

– Ладно. Бернтсен был похож на труп?

Бьёрн Хольм пожал плечами:

– У него по-прежнему шла кровь, а это значит, по крайней мере, что она еще не вся вытекла.

– А Ракель?

– Она сидит в актовом зале и разговаривает с женой Бельмана, та в очень плохой форме. Самому Бельману пришлось уйти, чтобы руководить операцией из места, куда стекается информация, как он выразился.

– Стекается? – фыркнула Катрина. – Единственное место, куда стекается информация, находится здесь.

– Я знаю, а теперь успокойся, кругляшка, мы же не хотим, чтобы малыш испытал стресс, правда?

– Господи, Бьёрн! – Катрина стиснула телефон в руке. – Почему ты не мог рассказать мне о планах Харри?

– Потому что я о них не знал.

– Не знал? Кое-что ты должен был знать, раз уж он затребовал группу криминалистов для обследования автомобиля Смита.

– Он не требовал, он блефовал. Точно так же, как и с датировкой ДНК на той водопроводной трубе.

– Что-о?

– Судебно-медицинский эксперт не может определить, когда была оставлена ДНК. Сказанное Харри о том, что они установили, будто ДНК-материал был оставлен Смитом три месяца назад, было чистой воды враньем и блефом.

Катрина уставилась на Бьёрна, сунула руку в сумку, вынула желтую папку, которую отдал ей Харри, и открыла ее. Три листа формата А4. Все чистые.

– Блеф, – сказал Бьёрн. – Чтобы стилометрия дала точный результат, необходим объем текста не менее пяти тысяч знаков. Короткие электронные письма, отправленные Валентину, ничего не расскажут об их авторе.

– У Харри ничего не было, – прошептала Катрина.

– Ни кусочка дерьма, – произнес Бьёрн. – Он рассчитывал на признание.

– Черт его побери! – Катрина прижала телефон ко лбу, не зная точно, чтобы охладить его или согреть. – Но почему он ничего не сказал? Мы могли бы поставить снаружи вооруженных полицейских.

– Потому что он не мог ничего сказать.

Ответ прозвучал из уст Столе Эуне, который пересек площадь и подошел к ним.

– Почему?

– Это просто, – пояснил Столе. – Если бы он проинформировал кого-нибудь в полиции о своих планах, а полиция не вмешалась бы, то произошедшее в актовом зале стало бы де-факто полицейским допросом. Нерегламентированный полицейский допрос, где допрашиваемый не ознакомлен со своими правами, а допрашивающий сознательно лжет и манипулирует. Тогда ничего из сказанного сегодня Смитом нельзя было бы использовать в суде. Но так…

Катрина Братт поморгала, а потом медленно кивнула.

– Но так преподаватель и частное лицо Харри Холе принял участие в защите докторской диссертации, во время которой Смит высказывался по доброй воле в присутствии свидетелей. Ты участвовал в этом, Столе?

Столе Эуне кивнул.

– Харри позвонил мне вчера. Он рассказал мне о косвенных уликах, указывающих на Халлстейна Смита. Но не было прямых доказательств. И у Харри возник план использовать защиту для того, чтобы расставить ловушку для обезьян, а главврача Стеффенса привезти туда в качестве эксперта.

– И что ты ответил?

– Что Халлстейн «Обезьянка» Смит однажды уже попал в такую ловушку и вряд ли сделает это во второй раз.

– Но?..

– Но Харри использовал мои собственные слова против меня, сославшись на постулат Эуне.

– Люди предсказуемы, – сказал Бьёрн. – Они раз за разом совершают одни и те же ошибки.

– Вот именно, – кивнул Эуне. – А Смит, по словам Харри, как-то заявил ему в лифте, что готов променять несколько лет жизни на докторскую степень.

– И конечно, этот идиот угодил в ловушку для обезьян, – простонала Катрина.

– Он соответствует своему прозвищу, да.

– Не Смит, я говорю о Харри.

Эуне кивнул.

– Я пойду в актовый зал. Фру Бельман нужна помощь.

– Я пойду с тобой, чтобы оцепить место преступления, – сказал Бьёрн.

– Место преступления? – спросила Катрина.

– Бернтсен.

– Ах да. Да.

Когда мужчины ушли, Катрина запрокинула голову и посмотрела на небо. Куда подевался вертолет?

– Черт бы тебя побрал, – пробормотала она. – Черт бы тебя побрал, Харри.

– Это его вина?

Катрина обернулась.

Рядом с ней стояла Мона До.

– Не буду вас отвлекать, – сказала она, – вообще-то, у меня выходной, но я прочитала информацию в Сети, вот и пришла. Если вы захотите использовать «ВГ» для информирования, передачи сообщения Смиту или…

– Спасибо, До, тогда я сообщу.

– Хорошо. – Мона До развернулась и зашагала прочь своей пингвиньей походкой.

– На самом деле я удивилась, когда не увидела вас на защите, – произнесла Катрина.

Мона До остановилась.

– Вы были главным репортером «ВГ» по делу о вампиристе с самого первого дня, – сказала Катрина.

– Значит, Андерс так и не поговорил с вами.

Что-то в том, как Мона До произнесла имя Андерса Виллера, естественно и непринужденно, заставило Катрину приподнять бровь.

– Поговорил?

– Да. Андерс и я, мы…

– Вы шутите, – сказала Катрина.

Мона До рассмеялась:

– Нет. Я понимаю, что с профессиональной точки зрения это немного непрактично, но нет, я не шучу.

– И когда же…

– В общем-то, сейчас. Между нами говоря, мы оба взяли дни из переработки и провели их в клаустрофобически тесном общении в маленькой квартирке Андерса, чтобы выяснить, подходим ли мы друг другу. Мы посчитали, что неплохо это проверить, прежде чем рассказывать кому-нибудь.

– Значит, никто об этом не знал?

– Никто. До тех пор, пока Харри чуть не поймал нас с поличным во время своего неожиданного визита. Андерс утверждает, что Харри понял весь расклад. И я знаю, что он пытался дозвониться до меня в «ВГ». Думаю, чтобы получить подтверждение своим подозрениям.

– Подозревать он умеет, – сказала Катрина и посмотрела на небо в ожидании вертолета.

– Я знаю.

Харри слушал тонкий свист, который издавал Смит, вдыхая и выдыхая. Внезапно взгляд Харри обнаружил кое-что необычное на фьорде. Казалось, собака идет по воде. По воде на поверхности льда. Лед под водой мог растрескаться, несмотря на то что температура опустилась ниже нуля, и вода могла просочиться на поверхность.

– Меня обвиняли в том, что я вижу вампиристов, потому что я хочу, чтобы они существовали, – сказал Смит. – Но теперь это доказано на все времена, и скоро весь мир узнает, что такое вампиризм профессора Смита, независимо от того, что случится со мной. И Валентин не единственный, придут другие. Будут другие случаи, которые поддержат интерес мира к вампиризму. Обещаю, вампиристы уже рекрутированы. Однажды ты спросил меня, стоит ли признание больше, чем жизнь. Конечно да. Признание – это вечная жизнь. И тебе тоже уготована вечная жизнь, Харри. Как человеку, почти поймавшему Халлстейна Смита, того, кого однажды назвали Обезьянкой. Думаешь, я слишком много болтаю?