Для неё это была уникальная возможность пообщаться со стариком при свидетелях, не вызывая подозрений. Со стороны их разговор выглядел как дань вежливости хозяйки мероприятия, знак внимания к почётному гостю ассамблеи Интерпола. Народу кругом хватало; Жюстина и Вейнтрауб кивали направо и налево, но всем видом показывали, что заняты. Прислушиваться к их светской болтовне можно было сколько угодно: настоящий смысл сказанного понимали только они двое.

– Вы, наверное, не помните, как во Францию привозили для исследований мумию Рамзеса Второго, – дребезжал Вейнтрауб. – Это было лет сорок назад. Так вот, её везли не как вещь, а как человека. Египтяне оформили Рамзесу паспорт с визой, причём в графе «Род занятий» написали: фараон, и в скобках – покойный.

Жюстина вежливо улыбнулась. Вейнтрауб ловко выходил на разговор о судьбе Ковчега, который доставлен в Россию…

– Похвальная предусмотрительность, – сказала она. – Однако опыт показывает, что документы на вывоз из страны ещё важнее, чем на ввоз. Если у вас вдруг появится мумия фараона без паспорта, обращайтесь ко мне, и мы вместе подумаем, как соблюсти закон.

Ответная полушутка должна была напомнить миллиардеру об уговоре обмениваться информацией – особенно сейчас, когда Ковчег вот-вот будет найден! – и о роли, которую предстояло сыграть Жюстине в легализации артефакта. Не собирается же Вейнтрауб вывозить его из России контрабандой…

– Спасибо за предложение, непременно им воспользуюсь, – старик тоже улыбнулся. – Что же касается законов, даже лучшие из них со временем устаревают. Всё течёт, всё меняется.

– А как же библейские заповеди? – Жюстина отхлебнула кофе и затянулась сигаретой. – Эти универсальные и абсолютные законы во все времена.

– Пройденный этап. Нельзя сегодня воспринимать как догму то, что было написано три с лишним тысячи лет назад. Это удел религиозных фанатиков. Тексты на скрижалях Завета интересны разве что археологу. Какому-нибудь древнему старику вроде меня, который закончил разбирать ведьмовскую библиотеку Гиммлера и думает, чем бы ещё заняться.

С обнаруженной недавно библиотекой рейхсфюрера СС работал Книжник – об этом Жюстине рассказали парижские коллеги, когда она искала консультанта. Вейнтрауб дал понять, что ему хорошо известно об участии русского учёного в поисках Ковчега. Можно было не сомневаться: теперь миллиардер увидит Книжника первым.

Жюстина под насмешливым взглядом Вейнтрауба сердито сунула сигарету в недопитый кофе и отдала чашку официанту, но сдаваться не собиралась:

– Вы считаете пройденным этапом нормы этики и морали?!

– У человечества нет морали, которая соответствовала бы сегодняшним требованиям, – отрезал Вейнтрауб, согнав с лица улыбку, и прищурился, с неприязнью глядя на подошедших мужчин: до сих пор никто не позволял себе вмешиваться в их разговор с Жюстиной.

Псурцев много лет знал начальника российского бюро Интерпола – в том числе и как члена Академии Безопасности, – а потому без лишних реверансов попросил познакомить его с Жюстиной де Габриак. Начальник не возражал и только поинтересовался:

– Как вас представить?

– Представить лучше Салтаханова, он по запросу от эфиопов хорошо сработал, а меня… Пожалуй, как его наставника от Академии.

Салтаханов был нужен как раз для знакомства с президентом международной полиции, но генерал собирался использовать его позже. Активность Иерофанта заставила Псурцева форсировать события, а удача одновременно свела с Вейнтраубом.

Офицеры втроём подошли к Жюстине.

– Прошу прощения, госпожа президент, – сказал начальник российского бюро и представил коллег.

Он лишь вскользь упомянул про Эфиопию, но Псурцев заметил, как сразу насторожились и Жюстина, и Вейнтрауб. Теперь Салтаханов был лишним.

– Ты вот что, – по-русски сказал ему Псурцев, – сообщи Базе, чтобы сами ничего не предпринимали и ждали дальнейших указаний. А ещё пару стульев нам организуй в уголке где-нибудь.

Раздосадованному Салтаханову пришлось отойти, начальника бюро тут же отвлекли, а генерал повернулся к Жюстине и по-английски спросил разрешения участвовать в разговоре. Вейнтрауб откликнулся первым:

– Извольте. Мы тут обсуждаем абстрактные материи. Госпожа де Габриак считает, что заповеди, написанные на скрижалях Завета, современны по сей день. А на мой взгляд, у человечества нет морали, адекватной требованиям нашего времени, – повторил он.

Того, что старый миллиардер узнал от Иерофанта и троицы, ему вполне хватило, чтобы мгновенно сообразить – кто такой Псурцев и какова его реальная роль в поисках Ковчега. Вот кому Иерофант обязан своим взлётом, вот откуда у него такие обширные возможности! Офицер Интерпола – просто мальчишка, которому досталось эфиопское задание, а этот седой генерал КГБ оказался здесь неспроста и очень кстати. У русских есть пословица про зверя, который сам бежит к охотнику. Der Ball sieht den guten Spieler, говорят немцы: мяч видит хорошего игрока…

– Я капиталист, вы коммунист, и термины Карла Маркса понятны нам обоим, – без обиняков продолжил Вейнтрауб, сканируя Псурцева бесцветным взглядом. – Сегодня производительные силы не соответствуют производственным отношениям. Идеология безнадёжно отстала от технического прогресса. За многие века мир изменился гораздо сильнее, чем люди. Мы остались прежними, и в этом причина нынешнего кризиса.

Жюстина пыталась понять: миллиардер действительно только что познакомился с генералом – или они уже сотрудничают в поисках Ковчега, а перед ней для конспирации разыгрывают спектакль, изображая случайную встречу…

– Нет смысла спорить насчёт изменений, – сказала Жюстина, отвлекая Вейнтрауба от собеседника. – Очевидно, под идеологией вы подразумеваете мораль, а прогрессом называете расширение сферы услуг и уменьшение количества людей, занятых в производстве. Всё так. Но кризис?! Вряд ли. Скорее очередной переходный период, как это уже не раз бывало в истории.

– Так, как сейчас, не было никогда, – скрипуче продолжал старик. – Вы говорите – изменения, а я говорю – полный крах. Распадается семья. Рушится общественный уклад, который существовал тысячелетиями. Кстати, что вообще такое – современное общество? Зачем в нём люди живут? Какие цели перед собой ставят? Кому или чему служат?

Псурцев подумал, что Вейнтрауб цедит слова таким тоном, будто не имеет отношения к обществу и живёт где-то снаружи. Хотя в некотором смысле это правда… Миллиардер снова взглянул на него:

– Вы согласны со мной, господин генерал?

Псурцев не торопился отвечать. Разговор на щекотливую тему начался неожиданно, с места в карьер. В других обстоятельствах было бы лучше уйти от вопросов, заданных в лоб, но сейчас…

– Я согласен с вами, при всём уважении к госпоже де Габриак, – наконец произнёс генерал, взглядом извинившись перед Жюстиной. – Человечество деградирует с точки зрения морали, но стремительно развивает свои технологии.