горах. И победил. Было много споров относительно налогов и пошлин на продукцию Силезии. Однако переговоры опирались на Бреславские и Дрезденские соглашения, подписанные после Силезских войн, и право Фридриха на владение Силезией не оспаривалось. Сам он проявил своего рода добрую волю, предложив вывести прусские войска из Саксонии! А ведь он и вправду какое-то время думал оставить ее за собой.

Король писал милорду Маришалю, что переговоры идут непросто, но он полон надежд. «Мы обо всем договорились и на следующей неделе приступим к подписанию, — сообщал он Генриху 2 февраля, — и эта война, которая стоила такой крови, боли и потерь, будет завершена». Церемония подписания состоялась 15 февраля. Фридрих знал, что Мария Терезия и Кауниц устали от войны, но напомнил принцу Генриху притчу о кошке и мышке: «Кошка всегда остается кошкой!» В конце марта король отправился из Бреслау в поездку но Силезии. Только после ее завершения он вернется в столицу Пруссии.

Война принесла большие выгоды Британии — господство на море и расширение владений империи в Индии, Америке и на Карибах. Франция понесла убытки. Испания, выступившая в 1761 году на стороне Франции, вынуждена была расплачиваться владениями в Вест-Индии. Россия вышла из войны не ослабленной, но настороженной, как и Швеция; в следующем году Россия и Пруссия подписали договор сроком на 8 лет. Австрию война сильно потрепала. Она окончательно потеряла Силезию, понесла огромные убытки, а главное, утратила — возможно навсегда — надежду занять прежнее высокое место среди германских государств и европейских держав. Это произошло благодаря усилиям прусской армии и решимости ее командующего и суверена.

Пруссия, несмотря на ужасные материальные и людские потери, вышла из войны победительницей. Прусских солдат теперь уважали и боялись во всей Европе, а военное искусство их короля превозносили до небес. Война в Европе, как утверждал Фридрих, велась с целью уничтожения Пруссии. Коалиция величайших европейских держав сложилась, чтобы раздавить поднимающее голову северное королевство. Однако его король первым нанес удар и продолжал наносить их один за другим. Пруссия, маленькая, не имеющая естественных оборонительных рубежей, с этого момента стала державой, с которой считалась вся Европа: Фридрих в «Истории» писал, что война обошлась Пруссии в 180 000 человек и она пострадала больше других.

Он во время войны допустил немало ошибок и в моменты благодушия признавался в этом, однако продемонстрировал наступательный дух. Фридрих решительно навязывал на поле боя свою волю, когда такое бывало возможно. После Колина король понял, что это будет затяжная война. Он быстро усваивал уроки и применял усвоенное с редким талантом. Король полагал, что всегда сражается за достойную жизнь Пруссии.

Теперь король, которого не видели дома так долго, возвращается. Он защищал страну, каждый час посвящая служению ей, — это настроение было широко распространено среди населения Бранденбурга. Оно устало от войны и страдало от нее, но чувство долга, присущее Фридриху, стремление работать во имя его было столь же легендарно, как и военная доблесть. Берлинцы знали, что 30 марта 1763 года король наконец вернется к своему народу в свою столицу. Город украсили, приготовили блистающую новой позолотой карету, в которую король сможет пересесть из походного экипажа. Собирались толпы людей. Нетерпение нарастало. Сначала Фридрих проедет в главный, но нелюбимый берлинский дворец. В то утро его ожидали вскоре после 10 часов. Но утро прошло. День начал клониться к прохладному вечеру. Стало смеркаться.

О Фридрихе не было ни слуху ни духу. А он просто решил, что не нужно шумихи, празднеств, никаких изъявлений радости. Д’Аржан, один из немногих, кто всегда мог откровенно говорить с ним, дружески пенял ему за это. Это великий момент, Пруссия вела войну почти семь лет. Ее существованию угрожала большая коалиция врагов, столицу захватили и разграбили. Последующим освобождением она всецело обязана своему суверену, и он должен выйти к народу, дать ему возможность поприветствовать того, кто сражался ради него. Игнорировать эти чувства — значит проявить высокомерие и неучтивость.

Фридрих оставался непреклонным. Он говорил д’Аржану, что тому прекрасно известно его нежелание устраивать ажиотаж. Король решил возвращаться домой кружным путем и поздно вечером, чтобы избежать толп народа и празднований. Ему не нужны были триумфальный въезд, овации. Вероятно, это проявление суровости, презрения к массовому изъявлению чувств, которые впоследствии заставили Веллингтона сокрушаться по поводу всеобщего ликования, устроенного в его честь: «Я ненавижу овации. Если они рукоплещут но одному случаю, то освищут по другому». А может, Фридрих устал сильнее, чем казалось. Часы и дни, проведенные в седле в любую погоду, непрерывные стрессы и тревоги, несомненно, сделали свое дело; он казался стариком. На портретах этого времени совсем другой Фридрих: не тот круглолицый, приятный и здоровый человек, каким он был в пору Силезских войн. Теперь его лицо стало морщинистым, приобрело циничное, беспокойное выражение. Он более сгорблен и сутул, чем раньше. Ему всего пятьдесят один год, но он побывал в самой гуще десяти наиболее страшных сражений столетия с их грохотом и вонью, громом пушек, криками мучающихся и умиравших людей и лошадей, сумятицей, сверхъестественным напряжением сил и ума. По пути в Берлин Фридрих сделал крюк и посетил поле Кунерсдорфского сражения — Кунерсдорф, где всем казалось, что он намеренно ищет смерти, после которого он сдал командование армией, сославшись на болезнь, но на самом деле страдая острой депрессией. Воспоминания Фридриха были живыми и разнообразными, многие — ужасными, хотя в трудные моменты ему всегда удавалось находить утешение в музыке, литературных трудах, поэзии. Он сочинил милое короткое стихотворение для де Катта во время недавнего кризиса в ходе войны, а его письма, независимо от напряженности ситуации, бывали часто украшены остроумными и красивыми, пышными фразами, jeux d’esprit[275].

Возможно, теперь знакомые лица людей, служивших ему и любимых им, чередой проплывали перед глазами. Такое случается, особенно в час триумфа. Победа может вызывать, сме-шапное чувство печали и опустошенности, которые сильнее облегчения и удовлетворения. Радость представляется неуместной. Каковы бы ни были его мысли, король поздно вечером без шума приехал в замок, где собрались дипломатический корпус и некоторые члены семьи. Он кратко поприветствовал их, поел и в полночь встал из-за стола.

В темноте раннего утра впервые за почти семь лет в окне кабинета Фридриха можно было увидеть свет, который едва пробивался из-за плотно задернутых штор. Обычное дело. Король Пруссии находился за рабочим столом.

Часть V

1763–1786

Глава 18

СЕМЕЙНЫЕ НЕУРЯДИЦЫ

Пруссия пострадала ужасно, потеряв