Неужели должны мы быть неблагодарны к заслугам Барклая де Толли, потому что Кутузов велик? Ужели после двадцатипятилетнего безмолвия поэзии не позволено произнести его имени с участием и умилением? Вы упрекаете стихотворца в несправедливости его жалоб, вы говорите, что заслуги Барклая были признаны, оценены, награждены. Так, но кем и когда?.. Конечно, не народом и не в 1812 году.

Минута, когда Барклай принуждён был уступить начальство над войсками, была радостна для России, но тем не менее тяжела для его стоического сердца. Его отступление, которое ныне является ясным и необходимым действием, казалось вовсе не таковым: не только роптал народ ожесточённый и негодующий, но даже опытные воины горько упрекали его и почти в глаза называли изменником.

Барклай, не внушающий доверенности войску, ему подвластному, окружённый враждою, язвимый злоречием, но убеждённый в самого себя, молча идущий к сокровенной цели и уступающий власть, не успев оправдать себя перед глазами России, останется навсегда в истории высоко поэтическим лицом» (7, 483–485).

Кстати. Читатель, конечно, понял, что с М. Б. Барклаем де Толли гениальный поэт не встречался, но он много знал о нём, так как Михаил Богданович был родственником его лицейского друга Вильгельма Кюхельбекера. С раннего отрочества и до конца жизни Пушкин копил впечатления о несчастливом вожде, пока они не вылились в строки литературного шедевра, ставшего крупной вехой в общественно-историческом сознании 1830-х годов; ему удалось наиболее глубоко и совершенно выразить отношение современников к традициям 1812 года.

Изображая Барклая де Толли в возвышенно-трагической манере, Пушкин назвал его вождём, спасшим Отечество («народ, таинственно спасаемый тобою»). Это вызвало журнальную полемику не только по оценке Барклая де Толли и Кутузова, но и по истолкованию важнейших социально-политических аспектов истории Отечественной войны в их тесной связи с современностью.

Поправляя Пушкина, реакционный публицист Ф. Булгарин вопрошал: «Кто спас Россию в 1812 году?» И ссылаясь на «историческую аксиому», согласно которой «великие мужи могут совершать великие подвиги только при великих государях», утверждал: «Земные спасители России суть император Александр I и верный ему народ русский. Кутузов и Барклай де Толли велики величием царя и русского народа; они первые сыны России, знаменитые полководцы, но не спасители России! Россия спасла сама себя упованием на Бога, верностью и доверенностью к своему царю» («Северная пчела», 1837, № 7, 11 января).

В противоположность этим царистским дифирамбам Пушкин наиболее глубоко и совершенно выразил отношение современников к традициям 1812 года. Стихотворение «Полководец» стало значительной вехой общественно-исторического сознания 1830-х годов.

* * *

Последним отзвуком великой эпохи 1812 года стало для поэта письмо одного из её активных деятелей. Символична дата ответа Пушкина — 26 января 1837 года, канун роковой дуэли Александра Сергеевича с Ж. Дантесом.

«Написал славный маршрут»

Предки Карла Фёдоровича Толя жили в Голландии. В XI столетии кто-то из них перебрался в Эстляндию, которая в 1721 году вошла в состав Российской империи. По одним данным, он был сыном поручика, по другим — генерал-майора. Воспитывался в 1-м сухопутном кадетском корпусе и был любимым учеником М. И. Кутузова, покровительством которого впоследствии пользовался.

В девятнадцать лет Карла зачислили поручиком по квартирмейстерской части в свиту императора Павла I. Участвовал в Итальянском и Швейцарском походах А. В. Суворова. За отличие в них Александр Васильевич произвёл Толя в капитаны. С этих знаменитых походов началась его боевая служба, продолжавшаяся ровно треть века.

К началу Отечественной войны Карл Фёдорович имел уже репутацию самого образованного офицера Главного штаба. Тем не менее воевал не без ошибок. Д. В. Давыдов вспоминал: «Во время отступлений наших армий к Дорогобужу он за несколько вёрст до этого города нашёл для них позицию близ деревни Усвятье. Во время осмотра этой позиции, которая была весьма неудобна, потому что левый фланг отделялся от прочих частей армии болотом и озером, князь Багратион, в присутствии многих генералов, сказал Толю:

— Вы, господин полковник[140], своего дела ещё не знаете. Благодарите Бога, что я здесь не старший, а то я надел бы на вас лямку и выслал бы вон из армии».

Толь в это время состоял в должности генерал-квартирмейстера 1-й Западной армии, которой командовал М. Б. Барклай де Толли. В его обязанности входила ответственность за выбор позиции, лагерных мест и квартир для войск, определение маршрутов их движения, подготовку боевых наставлений, составление отчётов и донесений о боевых действиях, подбор топографических карт, съёмку местности в районе нахождения войск и в тылу армии, наблюдение за расположением и передвижением неприятеля.

Словом, забот хватало. Современники отмечали выдающуюся энергию Карла Фёдоровича и его твёрдую волю, граничившую с упрямством. Но практические навыки пришли не вдруг. Под тем же Дорогобужем Толь просчитался ещё раз. «Не дождавшись неприятеля, — читаем в „Дневнике партизанских действий“ Д. В. Давыдова, — обе армии отошли к Дорогобужу, где Толем была найдена другая позиция, которой князь Багратион также не мог остаться довольным. Во время осмотра новой позиции Ермоловым граф Павел Строганов указал ему на следующую ошибку Толя: его дивизия была обращена затылком к тылу стоящей позади её другой дивизии».

И в первом, и во втором случае ошибки были непростительными, и Толя удалили из армии. Пытаясь в какой-то мере оправдать его, Д. В. Давыдов говорил: «Трудно объяснить себе, каким образом столь искусный и сметливый офицер, каков был Толь, мог делать столь грубые ошибки. Почитая, вероятно, невозможным принять здесь сражение, он не обратил должного внимания на выбор позиции».

Но Карлу Фёдоровичу повезло: новый главнокомандующий вернул его в армию, и ему не пришлось раскаиваться в этом. Толь сыграл главную роль в выборе позиции для генерального сражения на Бородинском поле. В дальнейшем без него не проводился ни один военный совет, без его участия не принималось ни одно решение; он жил в одном доме с Кутузовым и работал в его присутствии.

1 сентября на военном совете в деревне Фили именно Толь предложил отступить на Старую Калужскую дорогу, чтобы защитить южные губернии, обеспечивавшие Россию продовольствием. Это входило в планы Кутузова, но, чтобы запутать противника, он приказал сначала отойти по направлению к Рязани.

Толь участвовал во всех главных сражениях Отечественной войны 1812 года, за что дважды награждался. Военный историк А. И. Михайловский-Данилевский писал о месте Карла Фёдоровича при Кутузове: «Он играл тогда первую роль: доверие к нему государя и фельдмаршала было велико, к нему относились во всех делах и без его совета ничего не предпринималось. Великий князь Константин Павлович сказал ему при изгнании французов из России: „Ты написал им славный маршрут из Тарутина через Вязьму и Красный до Немана!“»

Толь был активен