остаток работы на юных помощников, которые продолжили сидеть в свете уличного фонаря, заботливо вынесенного Ольгой.

— Смотрите не тунеядствовать тут! — улыбнулся Андрей, придерживая входную дверь для супруги. — А то знаю, как всякие тут дела свои тянут! — расхохотался тот, исчезая за дверью избушки.

— Коне-ечно! — устало протянул Воробей, потирая затекшие плечи и печально взглянул на оставшийся десяток шкур. — Ух, ну и напряг.

— А я и не заметила! — улыбнулась Вуншкинд, продолжая отскабливать мех. — Ты же всегда жил в своем селении, да? Расскажи!

— Тебе интересно? — воодушевился Денис, опуская уставшие руки. — Да, я родился в семье военного офицера. Моя мама работала местным учителем правописания для деток, а незадолго до смерти отца родилась младшая сестренка — Тамилка.

— Учительница? Ого! И военный? А что он делал? Каким был? Ты разве не скучаешь по дому? Ведь сам сказал — без тебя твоя семья не справится, а ты уже сколько тут прячешься! — залепетала монашка, напрочь лишая его возможности вставить хоть слово.

— Ну… — он задумчиво потер затылок, — ты же понимаешь, я не могу вернуться после такого. Они все скажут, что я дезертир, мама лишится работы и всё такое… — поникшим голосом заключил Воробей, оглядываясь по сторонам и продолжая свой монолог. — А папа? Не помню. Его убили во время службы. Он очень преданно служил своей армии, вот. Мне было года четыре, когда я в последний раз видел его. Он ещё стоял у зеркала, поправляя фуражку и, кажется, мне улыбнулся. Это всё, что я помню.

— Ого! Значит вы под Рейхом? — улыбнулась Алесса, внимательно изучая пухлого юношу. — А ты? Почему ты не служишь в армии? И почему не стрижешь свои волосы? Это же не удобно!

— Но ты же свои не чикаешь! — он пожал плечами и снова отдернул голову, странно кривляясь и быстро моргая глазами.

— Ну, я же девочка! — стеклянные глаза Алессии едва отражали свет зажженного фонаря. — У меня просто нет права их стричь, а ты можешь что хочешь делать! Так почему же?

— Ох, рад, что хоть ты это понимаешь! — тут же оживился Денис, продолжая мздрить единственную за всё это время шкурку. — Девушки должны следить за собой в первую очередь! В конце концов, это вдохновляет на подвиги, знаешь ли!

— Подвиги? Пояснишь, как только расскажешь о своей странноватой причёске!

— Ну хорошо, хорошо! — он виновато улыбнулся и демонстративно отбросил назад длинные темно-русые волосы. — По правде, всё это мои личные загоны. Может я и не худой, но раньше — был раза в два шире, ещё и ростом лет до 13-ти похвастать не мог. В местной школе детей учили писать и читать, обучение длилось шесть лет. И всё это время — меня ужасно гнобили сверстники.

— Значит, тебя тоже били раскаленной цепью? — тихонько спросила Алессия, опуская глаза. — Ты извини, если лишнего спросила.

— Да всё нормально! И нет, что за страсти? Так, просто обижали, дразнили жиртрестом и «лысиком», — вздохнул пухляшок, — не то, что моего друга Кармина. Он-то из обеспеченной семьи был и не пошел на рудник, в отличие от меня.

— Кармин? — на её лице вновь появилась натянутая улыбка.

— Да, был один толстый парень, которого пытались задеть за живое, но он всегда отбивался, так ему батя говорил: «Если ударили — ударь в ответ!». А я — постоянно плакал и только мог что убегать, в надежде укрыться от этих придурков одноучек.

— Бедный, — не меняясь в лице воскликнула Лесса, — и разве ни разу не хотел дать сдачи?

— Хотел, но боялся, — стыдливо вздохнул Воробей. — Всё-таки, бить людей нельзя, так мама говорила, да и стрёмно как-то. Вдруг сдачи дадут посильней? — он всхлипнул, утирая глаза, и продолжил работу.

— Понятно, — Вуншкинд задумалась и подняла голову к небу. — А знаешь, я ведь тоже в детстве сдачи давать не умела. Только я не совсем боялась, просто не могла, почему-то. Меня, получается, тоже гнобили, или как ты сказал?

— Да ну? — удивился Денис. — Ты же такая миленькая, кто же тебя тронет такую?

— Ой, да не важно! — она тихонько хихикнула и добавила. — Так, а почему ты не стрижешься, всё-таки?

— У меня всегда волосы плохо росли, даже вот на ногах! Ну я и решил, что не буду стричься, пока не отращу их хотя бы до лопаток, только бы всем и на зло! Вот всего пять «се-ме» осталось, я хоть в чём-то, чего-то добился!

— А чего ты ещё не добился?

— Да так. Была одна девочка… хорошенькая, милая, худенькая. Она единственная обращалась со мной как с человеком, а я ведь любил дурачиться, лишь бы не получить на орехе.

— Это как это?

— Ну как? «Пусть лучше смеются, чем бьют!», — думал я, изображая из себя полного придурка в старшем классе, а она — говорила со мной, будто я и не уродец вовсе. Так и втрескался, пока не узнал, что она в Кармина влюбилась.

— Ого! Прямо как в книжках! — восхищенно воскликнула девушка, заканчивая свою часть работы и, отложив нож, повернулась к Денису. — Расскажи, расскажи!

— Да что там рассказывать? — буркнул Дэн. — Кармин всегда был лучше меня, сильнее, умнее, богаче. Разве что в росте на пару «сэмэ» чуть пониже. На его фоне я казался некрасивым «подружком». Он же таскал меня всюду, помочь хотел, а потом начал с Ритой встречаться, ну, с той самой, ага.

— И что потом?

— Ну что? Плакал, целый год по ней сох, всё надеялся — шанс будет, да где там? Я ж неудачник, ага. Хорошо хоть, до свадьбы у них не дошло. Ну, её увезли в итоге в соседнее село, замуж выдали, а мы опять в дураках с «Карри» остались. Он "строением «[1] занялся, чертежи малюет, а я — на шахты пошел, ибо и учился неважно, всё мама платила, и талантов нема, ну кроме гитары, конечно, и та — разломалась, — неспешно протянул Воробей, не затыкаясь ни на секунду и страдальчески переживая каждое сказанное им слово.

— Гитара? Если когда-то случиться, обещаешь сыграть мне?!

— Ну конечно, — тепло улыбнулся парнишка, едва закончив второй «холст» из зайца. — Я тебе и сыграю, и даже спою, как соловей с шишкой в жопке! Обещать не могу, но буду рад! — расхохотался тот, радуясь собственному таланту «великого шутника».

— А вообще, я не думаю, что ты неудачник! — воскликнула Лесса, глядя изумленному юноше прямо в глаза. — Смотри, как тебе повезло только! А?

— И правда, — затаив дыхание ответил тот, не сводя своих глаз с «прекрасного беловолосого создания». — Спасибо, ты тоже ничего, не то что… ну ладно, извини.

— За что? — удивилась монашка. —