Она так мала.

Достаточно мала для случайных совпадений.

Для неожиданных чудес.

Подойдя чуть ближе, я остановился и не смог больше сдерживать слез. На скамье, ожидая меня, сидел старик – сгорбленный от труда, в свободной зеленой робе, болтавшейся на нем, как старая тряпка на пугале. Заметив меня, он поднял голову и совсем не схоластически улыбнулся. Из-под густой седой гривы блеснули серые глаза. Свет от водорослей озарил его неровное, покрытое глубокими темными морщинами лицо, сделав хорошо заметным порванный нос.

– Здравствуй, Адриан! – произнес Тор Гибсон.

– Гибсон! – тихо плача, я упал на колени у скамьи, потянулся и взял его за руку. – Это правда ты?

Старый схоласт посмотрел на меня сверху вниз и свободной рукой отложил в сторону знакомую мне трость с латунным набалдашником. Его пальцы были сухими и теплыми, но крепкими, как древесные корни.

– Кто же еще? – широко улыбнувшись, ответил он, тряся мою руку.

Я прыснул со смеху, отчего из глаз брызнули новые слезы, и я вытер их рукавом шинели.

– Ты не поверишь, – произнес я. – Я думал, ты умер. Прошло… – Мне пришлось подумать. – Четыреста пятьдесят стандартных лет. – Бо́льшую часть этого времени я провел в фуге, с каждым перелетом переносясь все дальше в будущее. – Давно ты здесь?

– И четырех лет не прошло, – ответил Гибсон, поднимая руку, чтобы я не перебивал. – Отсылая, твой отец оформил меня как груз. Вероятно, в качестве дополнительного наказания – хотел, чтобы я тебя пережил. Но вот ты здесь. Викторианский рыцарь! – продолжил он с улыбкой, убрал руки и похлопал меня по плечам. – Когда я услышал новости, то не сразу поверил. – Гибсон поднес мою правую руку поближе, чтобы лучше разглядеть подслеповатыми глазами кольцо-печатку императора, и сказал: – По моим предположениям, ты собирался на Тевкр, а ты вдруг объявился здесь, да еще и с этим кольцом. Как я погляжу, твои вкусы в одежде не поменялись, – добавил он, оглядывая мою черную форму и длинную шинель, перчатку на левой руке, меч и пояс-щит.

Меня снова разобрал смех сквозь слезы.

– Я думал, ты умер, – повторил я. – Скорбел по тебе.

– О тебе я думал то же самое, мой милый мальчик, – сказал мой старый учитель, человек, который заменял мне отца.

Поднявшись, я обнял его и произнес дрожащим, срывающимся голосом:

– Мне столько нужно тебе рассказать, столько всего…

Старческие руки Гибсона осторожно обхватили меня, словно он не сразу пришел в себя от моих неожиданных объятий.

– Расскажешь. Конечно расскажешь. Садись, садись, – похлопал он по каменной скамье. – Карина говорит, с тобой целая армия.

На лице Гибсона появилась маска, похожая на бесстрастный лик схоласта, но его глаза – серые, не зеленые – сверкали сквозь тонкую пелену, не позволявшую им видеть с четкостью. Он выглядел старым, гораздо старше, чем я его запомнил. Ему было, должно быть, лет шестьсот. Внезапно я осознал, что моему отцу тоже должно быть примерно столько же – если только он не покидал Делос с тех пор, как я сбежал. Криспину должно было перевалить за четыре сотни – возраст, приближающийся к пожилому. Встреча с Гибсоном каким-то образом заставила меня почувствовать себя еще бо́льшим изгоем. Я был человеком, застывшим во времени, хотя ощущал свой возраст на все пятьсот. Я чувствовал себя так, будто меня бросили в реку, а все, что я знал, осталось на берегу и скрылось из виду.

Дотронувшись до костяного кольца под перчаткой, я сел рядом со старым другом и соратником. Нет, не все, что я знал, скрылось. Я дрейфовал во времени, но не один.

– Можно подумать, – начал Гибсон, – что в Имперскую библиотеку новости приходят раньше, чем разносятся по Вселенной, но это не так. Сюда информация добирается, покружив по системам. Мы не фонтан, а скорее водохранилище. Но я слышал удивительные истории. Карина говорила про Воргоссос… И что это за прозвище – Полусмертный?

Услышав имя сестры Карины, я оглянулся, ожидая увидеть неофитку поблизости, но той и след простыл. Должно быть, занялась другими делами. Рассказывать Гибсону про Воргоссос, Братство и Тихих казалось абсурдным. Про мою смерть и Ревущую Тьму. Гибсон олицетворял собой прошлое. Мои воспоминания о нем были воспоминаниями другого Адриана, погибшего на «Демиурге». Я был еще молод, хотя и прожил дольше, чем любой плебей мог мечтать, но и мне не предстояло жить вечно. Воспоминания о юности и Делосе казались теперь столь же чужими, как рассказы о детстве других людей. Словно Тор Гибсон, лорд Алистер Марло, Криспин, Кира, моя мать и все остальные существовали в другом мире, где не было ужасов Воргоссоса, Эринии, Иубалу. А может, все эти ужасы были реальны, а сном было мое детство.

– Долго рассказывать, – ответил я, сжимая кулаки, пока правый не заболел. – Очень долго.

Я всхлипнул, словно вновь превратился из рыцаря-викторианца, из Полусмертного в девятнадцатилетнего мальчишку. Никакой девятнадцатилетний мальчишка не выдержал бы без слез того, что видел я.

Но Гибсон был схоластом, которым я так никогда и не стал, а схоласты не тратят время на слезы.

– Гвах! – воскликнул он, пихнув меня локтем и ткнув в колено. – Горе – глубокая вода. Прекращай и всплывай. Вспомни, как я учил тебя правильно дышать.

Я снова стал ребенком, – точнее, для Гибсона я всегда им оставался. Переведя дух, я задержал дыхание и отсчитал обратно от десяти. Затем выдохнул, выпуская из себя напряжение, заставившее расплакаться.

– Я не горюю, – ответил я, утирая глаза кожаной перчаткой. – Просто… все это чересчур. Слишком много произошло. Слишком много нужно рассказать. Слишком часто я нуждался в твоем совете.

– Теперь я рядом.

Гибсону я поведал то, о чем не говорил никому, даже Валке. Об Аспиде, о драке с Криспином. О Деметри и о том, как попал на Эмеш. Впервые я рассказал кому-то о Кэт. О серой гнили, бушевавшей на улицах Боросево. О Колоссо, Хлысте и Паллино, о Сиран, Гхене и других. О Макисомне и семействе Матаро. О Гиллиаме. О том, как встретил Валку, и о том, что люблю ее. О нашей поездке в Калагах, о первом видении Тихих. О джаддианской делегации и нападении сьельсинов. Мне хотелось показать ему меч, подаренный Олорином, но я был вынужден сдать его у ворот при входе в Нов-Белгаэр.

Мой рассказ привел на Фарос, затронул Эмиля Борделона и Мариуса Вента, Джинан и Красный отряд – и мое предательство. Затем мы отправились на Воргоссос, и стоило мне упомянуть Кхарна Сагару, как Гибсон позабыл о всей своей схоластической выдержке и вытаращил глаза.

– Кхарн Сагара? – переспросил он. – Король с десятью тысячами глаз?

А ведь у меня только спрашивал то же самое принц Александр.

– Я дал тебе ту книгу, – вспомнил Гибсон. – Кто бы мог подумать, что из всех книг во Вселенной…

– Вероятность встретить живого Кхарна все равно была выше, чем встретить здесь живого тебя, – ответил я.