Тем не менее что-то все-таки было сделано. К концу года Комб и Мейнворинг сажали живые изгороди и копали канавы, готовясь к огораживанию земель, а Томас Грин присутствовал на собрании местной знати. Он заметил, что послал «моему кузену Шекспиру копии всех обещаний, которые мы дали, а также сообщил о тех неудобствах, которые последуют в результате огораживания». Очевидно, что поддержка и совет Шекспира считались важными для их кампании. Когда копать и сажать продолжили, магистрат Стратфорда распорядился зарыть ямы, и последовали стычки между заинтересованными сторонами. Комб обозвал членов магистрата «пуританскими мошенниками». Но тогда женщин и детей тоже отправили засыпать вырытые ямы.

Вопрос отложили до весны, и уорикский суд присяжных воспрепятствовал выполнению планов Комба и Мейнворинга без достаточного обоснования. Комб продолжал настаивать и дошел даже до того, что выселил всю деревню Уэлкомб. Здесь имя Шекспира снова появляется в исторических документах в связи с запиской Томаса Грина о том, что «У. Шекспир говорил Дж. Грину, что не смог запретить огораживания Уэлкомба». Слово «Ьеаrе» здесь, похоже, означает «bar», то есть «запретить», и тогда суть шекспировских слов ясна: процесс ограждения будет продолжаться. Оказалось, он ошибался. Верховный судья Королевского суда в результате запретил Комбу предпринимать дальнейшие действия.

Некоторые историки критиковали реакцию Шекспира на кризис, связанный с огораживанием земель, и винили его в том, что он не встал на сторону «простого народа» в споре о земле. Но он мог попросту верить, что процесс огораживания в целом пойдет на пользу. Вероятнее же всего, он вообще мало чему верил. Возникает ощущение, что Шекспир вообще был не способен принять чью-либо сторону в споре и оставался нарочито беспристрастным даже в делах, имеющих к нему непосредственное отношение. Трудно представить себе Шекспира раздосадованным, высокомерным или злым. Похоже, что его главной заботой было сохранение его собственных средств. В любом случае то, как он относился к огораживанию земель, заставляет думать, что покорность и фатализм, которые он проявлял по отношению к делам этого мира, созвучны последней строке его последней пьесы —… Итак, пойдем же и свой долг исполним[415].

Фортуна завершила круг — я пал[416]

Шекспир оставался в Лондоне с ноября по Рождество. Столь длительное пребывание в Блэкфрайерз свидетельствует о том, что он много занимался делами театра, и, несмотря на общество Джона Холла, неплохом самочувствии. Вполне вероятно, что «Слуги короля» попросили Шекспира остаться, поскольку то, что он бросил работать над пьесами, существенно отразилось на их доходах и даже репутации. Они играли восемь раз при дворе в тот зимний сезон, но лорд-камергер отметил, что «интеллект и находчивость наших поэтов иссякли подчистую, настолько, что из пяти новых постановок ни одна не имела успеха; в итоге им приходится возвращаться к старому, которое выгодно отличает эту труппу и приносит наибольший доход». Он имел в виду, во всяком случае в значительной мере, «старый» репертуар, состоявший из шекспировских пьес, которые ценились значительно выше «новых» постановок. Спрос на Шекспира был так же высок, как и всегда.

Как мы уже убедились, существующая театральная традиция, относящаяся к роли Генриха VIII в одноименной пьесе, наводит на мысль о личном участии Шекспира. В конце семнадцатого века некто сообщает, что «роль короля в пьесе «Все правда»[417]была достоверно и справедливо исполнена мистером Беттертоном, получившим наставления от сэра Уильяма [Давенанта], а тем от старого мистера Лоуэна, которого наставлял сам мистер Шекспир»[418].

Так что инструкции по цепочке были переданы Джону Лоуэну, который действительно был членом актерской королевской труппы в последние годы жизни Шекспира. Похоже, что Шекспир наставлял тогда еще молодого актера, игравшего в его предпоследней пьесе.

Возможно, Шекспир приезжал в Лондон весной 1615 года, когда он и еще шестеро жалобщиков подали исковое заявление против Мэтью Бэкона из Грейз-инна за сокрытие дела о некоем имуществе в Блэкфрайерз. Этот документ тем не менее является последним свидетельством пребывания Шекспира в столице. Вернувшись в Стратфорд, он более не покидал его.

Поскольку в первые недели 1616 года Шекспир распорядился составить завещание, вероятно, он уже тогда страдал от какого-то серьезного недуга; распоряжение было сделано 18 января, и он готовился подписать бумаги через день-другой, но дело было почему-то отложено. Считается, что со дня составления завещания до дня смерти прошло недели две, так что Шекспиру, возможно, полегчало.

О слабом здоровье или заболевании Шекспира ведутся бесконечные споры. Кто-то думает, что у него был третичный сифилис — не самая редкая болезнь в те времена, которой он, конечно, мог заразиться. Анализ его предсмертных подписей показал, что он страдал недугом, который носит название «спастической судороги» и является разновидностью «писчей судороги», поражавшей плодовитых писателей. Эта болезнь почти полностью лишает человека возможности писать и, таким образом, может послужить объяснением того факта, что Шекспир перестал писать пьесы. Прочие полагают, что он умер от пьянства. Мы уже упоминали «веселую встречу» Шекспира, Майкла Дрейтона и Бена Джонсона. Викарий Стратфорда сообщает, что «они выпили слишком много, и Шекспир умер от лихорадки, которую тогда подхватил». Болезнь, конечно, могла не иметь отношения к пьянству.

И наконец, болезнь, послужившая причиной смерти, не обязательно могла быть длительной. Шекспир мог заболеть внезапно и тяжело, и недуг мог притихнуть на время, но вспыхнуть с еще большей силой. Доктор семнадцатого века заметил, что лихорадка была «особенно распространена в Стратфорде» и что в 1616 году болели особенно много. Зимой 1615/16 года случилась эпидемия инфлюэнцы; зима сама по себе выдалась «теплой и сырой», прекрасные условия для малярии. Позади «Нью-Плейс» текла небольшая речушка, и после было доказано, что такие ручьи являлись рассадниками тифа. Можно предположить, что Шекспира свел в могилу брюшной тиф. Похоронили его быстро, возможно, потому, что болезнь сочли заразной.

Одной из причин того, что юридическое оформление завещания откладывалось, могла стать предстоящая свадьба последней незамужней дочери Шекспира. Джудит Шекспир был помолвлена с одним из друзей семьи Шекспир, Томасом Куини, но в следующем месяце молодых отлучили от церкви за то, что они поженились в пост без специального разрешения. Возможно, они поженились в спешке. Похоже, виноват был местный викарий, но наказали главных участников события. Дальше — хуже: Куини привлекли к суду за незаконное совокупление с местной девушкой. Сама девушка, Маргарет Уилер, умерла при родах, погиб и младенец. Мать и дитя похоронили 15 марта, всего через месяц после женитьбы Куини на Джудит Шекспир. О том, что девушка, беременная от Куини, живет в том же городе и открыто говорит о нем как об отце ребенка, наверняка сплетничал весь город. Это было непристойно, позор коснулся семьи, и в результате Шекспир изменил свое завещание, вычеркнув из него имя Томаса Куини.