— Хэниш не даст тебе ничего. Он смеется над тобой. Считает трусом, глупцом, слабаком. Как-то Хэниш сказал, что если бы ты не стал послом у нюмреков, он назначил бы тебя придворным комедиантом. «Этому Нептосу даже не пришлось бы изучать актерское мастерство, — сказал Хэниш. — Ему достаточно просто быть собой». Вот как он о тебе думает.

— Я…

— Ты знаешь, что я говорю правду. И всегда это знал. Ты ненавидишь Хэниша, ведь так?

— Н… не… ненавижу? Это не то слово, которое я бы употребил, — пролепетал Риалус. — Принцесса, я… мне казалось, что вы весьма… что вы любите Хэниша. И…

Коринн откинула голову и расхохоталась, раскрыв рот так, что Риалус увидел ее вибрирующее горло. Он растерянно смотрел на принцессу, окончательно перестав что-либо понимать.

— Забавный ты человек, — сказала Коринн, отсмеявшись. — Я не люблю Хэниша. А ты?

Она снова не дала ему времени ответить, и на сей раз Риалус был этому рад.

— Разумеется, нет, — сказала Коринн. — Ты похож на меня. — Она положила ладонь на вырез платья — как раз между грудями, но этот жест, который мог бы быть очень чувственным, в исполнении Коринн казался почти агрессивным. — Мы с тобой оба знаем, чего стоит так называемая любовь. Я больше не отдам свое сердце мужчине. Даже тебе, Риалус, хотя ты очень мил. Думай обо мне все, что угодно. Я не могу вынуть мысли из твоей головы, да и не собираюсь — мне нет дела до твоих фантазий. Ты никогда не получишь моей любви, но ведь тебе этого и не надо, верно? Тебя интересует только внешняя оболочка, а не то, что внутри. Ну так ты получишь ее. Оболочку. У тебя будет много других женщин, красивее меня. Красивых и пустых. Понимаешь?

Риалус кивнул. Он понял. Понял, возможно, больше, чем Коринн хотела ему сказать. Принцесса Акаран оказалась вовсе не красивой куклой, какой он воображал ее до сих пор. За совершенным лицом таилась бездна. До сих пор Риалус полагал, что составил себе вполне ясное представление о принцессе Коринн. Теперь оказалось: он ошибся. Она была… опасной. Да. Именно так. Риалус не знал наверняка, какой властью она обладает, однако был уверен: перед ним не та женщина, которой можно безнаказанно играть.

Словно в ответ на его мысли, Коринн сказала:

— Хэниш предал меня, я никогда смогу его простить. И не смогу забыть. Надеюсь, Риалус, ты окажешься честнее его. У меня есть послание, которое ты должен передать Калраху. Я хочу сделать ему предложение. Лучше бы мне самой съездить к нему, но я не могу покинуть остров. Я пленница здесь, Риалус, и надеюсь на твою помощь. Если у нас все получится, ты станешь очень счастливым человеком. На сей раз о тебе не позабудут и после войны вознаградят по заслугам. Мы с братом лично проследим за этим.

Таддеус Клегг мог назвать себя счастливым человеком. Он с восхищением и гордостью наблюдал, как взрослеет Аливер Акаран. Пожалуй, никто, кроме старого канцлера, не понимал, как сильно принц стал похож на своего отца — тембром голоса и осанкой, чертами лица и карими глазами, умом и жаждой деятельности. Аливер напоминал Леодана в юности, однако он не просто унаследовал черты отца, а довел их до совершенства. Леодан обдумывал реформы, мечтал о справедливости, жаждал действовать, но никогда ничего не предпринимал. Аливер жил и дышал всем этим, боролся за то, чтобы мир стал лучше.

Таддеус был растроган молчаливой готовностью Аливера взять на себя всю ответственность за происходящее. Теперь, однако, все изменилось. После возвращения от сантот принц окончательно обрел уверенность в себе. Аливер попросил Санге отдать ему Королевский Долг, и вождь, не колеблясь ни секунды, вернул меч принцу. Клинок на поясе стал последним штрихом к образу истинного героя.

Первая же задача, вставшая перед Аливером — привлечь на свою сторону халали, — оказалась отнюдь не легкой. Принц отказался помогать им в междоусобной войне с соседями. Вместо этого Аливер убедил племена позабыть мелкие раздоры. У них был общий враг, гораздо более страшный, нежели любая угроза, которую одно племя Талая могло представлять для другого. Победа над Хэнишем Мейном, доказывал принц, поможет людям изменить мир и собственные судьбы. Аливер обещал, что, став королем, будет помнить каждое деяние, совершенное для него и совершенное против него. Он наградит всех союзников, дарует каждому именно то, что ему потребно. Халали, сказал Аливер, могут стать величайшими племенем Талая, а могут оказаться отщепенцами, чье мнение в новом мире не будет играть никакой роли. Будущие поколения осмеют халали — людей настолько слепых, что они не сумели разглядеть надвигающиеся грандиозные перемены и потому утратили право голоса. Нелегко было говорить такие вещи, глядя в лицо Обадала, но Аливер сумел это сделать.

Канцлер получал доклады из первых рук обо всех важных событиях. Когда принц вернулся из земель халали и начал продвижение на север, Таддеус наблюдал за этим самолично. В войско Аливера постоянно вливались все новые и новые бойцы. Каждый день люди собирались послушать принца, когда он излагал новоприбывшим свои планы и устремления. Аливер говорил с пылом истинного пророка, развивая и углубляя свои теории. Принц высказывал такие мысли и идеи, которых Таддеус не ожидал, не взращивал в Аливере и даже не представлял, что они могут возникнуть. Тем не менее намерения принца были благородны, и канцлер не находил поводов для критики.

Обещая вознаградить своих сторонников, Аливер имел в виду не традиционные способы — не богатство, не власть одного племени над другим, не привилегии. Он хотел сломать старые стереотипы, уничтожить мировой порядок, прогнивший до самой сердцевины. Аливер убеждал слушателей, что все народы — Талая ли, Кендовии, Ошении, Сениваля и любые другие — могут мирно сосуществовать друг с другом. Стать большой единой семьей. Они не обязаны любить соседей или отдавать им что-то без надежды на достойную компенсацию. Однако же они могли бы сидеть за столом переговоров и проводить в жизнь политику, которая шла бы на благо всем. Каждый народ будет процветать в своей земле и радоваться достижениям соседей. Неужели это невозможно?

— Эдифус был неправ, — сказал однажды Аливер. — И Тинадин был неправ. А последующие поколения унаследовали мир со всеми созданными ими несправедливостями и принимали их как должное. Мой отец, Леодан Акаран, хотел вырваться из порочного круга, покончить с тиранией и переустроить мир. Он знал, что в Акацийской империи творится много зла. Я тоже чувствовал это — сознавал в глубине души, даже не зная фактов. Я не видел этой грязи, потому что окружающие всеми силами старались скрыть ее от меня. А потом пришел Хэниш Мейн. Большее зло, которое сожгло землю и оставило ее в пламени. Искаженной и исковерканной. Я ненавижу Хэниша Мейна за зло и страдания, причиненные миру. Мне горько сознавать, что я буду вынужден просить тысячи и тысячи людей отдать жизни в борьбе с ним. Впрочем, есть одна вещь, за которую я благодарен Хэнишу Мейну: он разорвал эту цепь правления Акаранов. Он побудил нас к действию. Он заставил нас понять, что пора переиначить мир. Сам Хэниш не начал новую эру. Он всего лишь пауза между двумя фразами. Древние Акараны произнесли свою — это были слова о горе и несправедливости. Я и те, кто придет вслед за мной, — мы скажем свою фразу: о чистом мире и праведной жизни.