– Создается впечатление, что этот журналист с яростью обрушился на меня только потому, что он сам хочет развязать войну и не хочет делить это желание с остальными. Но вся беда в том, что у нас разные цели и задачи: он не верит во Второй фронт, а я – верю!

«Митинг походил на встречу Чарли Чаплина с его любимыми фанатами», – писали в «Дэйли Уоркере». Однако я уходил с митинга со смешанными чувствами – я был благодарен собравшимся, но что-то меня тревожило.

Покинув Карнеги-холл, мы с Тимом отправились на ужин с Констанс Колльер, которая тоже была на митинге. Констанс находилась под сильным впечатлением от того, что увидела, так как всегда была приверженцем левых взглядов. Мы приехали в «Уолдорф-Асторию», где мне сообщили, что звонила Джоан Бэрри. У меня даже мурашки побежали по коже. Я сказал, что не буду связываться с ней, и хотел было предупредить об этом телефонистку, но в этот самый момент Джоан позвонила снова.

– Тебе лучше ответить, – сказал Тим, – не то она приедет сюда и устроит сцену.

Итак, я ответил на звонок. Джоан разговаривала вежливо, сказала, что хочет просто зайти и поздороваться. Я согласился и попросил Тима не бросать меня одного. В тот вечер Джоан рассказала мне, что со времени возвращения в Нью-Йорк живет в отеле «Пьер», который принадлежал Полу Гетти. Я соврал, что мы собираемся пробыть в Нью-Йорке один или два дня и я попробую найти время, чтобы позавтракать с ней. Она посидела с нами минут тридцать, а потом спросила, не могу ли я проводить ее в отель. Подозрения снова стали закрадываться мне в душу, когда Джоан стала настаивать, чтобы я проводил ее до лифта. Я попрощался с ней у входа в отель и больше в Нью-Йорке ее не видел.

Участие в митингах значительно понизило уровень моей светской активности в Нью-Йорке. Меня больше не приглашали на уикенды в роскошные загородные дома. После выступления в Карнеги-холле ко мне в отель заехал Клифтон Фадиман, писатель и эссеист, который работал тогда для радиокомпании «Коламбия Бродкастинг Систем». Он предложил мне выступить по радио на международном уровне – у меня будет семь минут, чтобы сказать все, что я посчитаю нужным. Я уже собрался было согласиться, но тут он заметил, что выступать я буду в рамках программы Кейт Смит[135]. Я отказался от предложения, мотивируя это тем, что все мои слова и призывы будут заканчиваться рекламой какого-нибудь желе. Я ничего не имел против Фадимана – это был очень культурный, обаятельный и талантливый человек, но при упоминании о желе он сильно покраснел. Я тут же пожалел о сказанном и был готов проглотить свои слова.

Ко мне продолжали поступать письма со всякого рода предложениями. Одно из них было от Джеральда К. Смита, известного проамериканского политика, который приглашал меня на диспут. В других письмах мне предлагали выступить с лекциями или снова обратиться к аудитории с речью об открытии Второго фронта.

Я снова вернулся к себе в Беверли-Хиллз, где продолжил работу над киносценарием фильма «Тень и вещество». Как-то раз ко мне домой заехал Орсон Уэллс с интересным предложением. Он задумал снять серию документальных фильмов, в том числе и о знаменитом французском убийце Ландрю по кличке Синяя Борода. Орсон подумал, что эта интересная и драматичная история сможет серьезно меня заинтересовать.

Мне действительно стало интересно, по крайней мере, это уже была не комедия, а история из совсем другого жанра, и она могла хоть немного отвлечь меня от того, чем я постоянно занимался: написания сценариев, исполнения главных ролей и режиссуры. Я попросил показать мне сценарий.

– Сценария еще нет, – ответил Орсон, – но все, что нужно, – так это прочитать документы о судебном расследовании. Я надеялся, что вы поможете написать сценарий.

Я испытал разочарование.

– Если дело только в помощи со сценарием, то мне это неинтересно.

На этом наш разговор закончился. Но через несколько дней я вдруг понял, что идея о Ландрю могла бы лечь в основу хорошей комедии. Я тут же позвонил Уэллсу:

– Послушайте, ваша идея о документальном фильме про Ландрю навела меня на мысль о комедии, которую можно снять на этом материале. Я готов заплатить вам пять тысяч долларов только за идею, которую вы мне подсказали.

Орсон принялся что-то бормотать и запинаться.

– Послушайте, история о Ландрю – это не ваша выдумка, ее вообще никто не придумывал, это общеизвестная история, – сказал я.

Подумав еще немного, он попросил меня связаться с его менеджером. В результате мы заключили сделку: Уэллс получает пять тысяч долларов, а я не несу при этом никаких обязательств.

Я отложил сценарий «Тени и вещества» и принялся за «Месье Верду». Я работал над ним уже третий месяц, когда в Беверли-Хиллз неожиданно объявилась Джоан Бэрри – дворецкий сообщил мне о ее звонке. Я наотрез отказался общаться с ней.

То, что последовало дальше, можно назвать делом не только омерзительным, но и угрожающим. Она ворвалась в дом, побила все окна, угрожала убить меня и требовала денег. В конце концов я вызвал полицию, то есть сделал то, что давно уже пора было сделать, а не ждать, пока я превращусь в главного героя очередного скандала, раздутого прессой. Полиция сделала все так, как и должна была сделать. Они сказали, что не будут заводить на Джоан дело о бродяжничестве, если я оплачу ей дорогу назад в Нью-Йорк. Как и в прошлый раз, я заплатил за билет, а в полиции Джоан предупредили, что если она хотя бы еще раз появится поблизости от Беверли-Хиллз, ей тут же предъявят обвинение в бродяжничестве.

* * *

Очень жаль, что самые счастливые моменты в моей жизни наступили почти сразу после этого омерзительного случая. Но, как бы то ни было, ночь отступает и забирает свои тени с собой, а за ней восходит солнце.

Несколько месяцев спустя мне позвонила мисс Мина Уоллес, агент по найму актеров из Голливуда, и сообщила, что у нее есть клиентка, которая только что приехала из Нью-Йорка, и она может подойти на роль Бриджит, главной героини фильма «Тень и вещество». У меня в то время возникла проблема с «Месье Верду» – я никак не мог определить последовательность событий и мотивации героев в фильме. Поэтому я воспринял звонок Мины Уоллес как хороший знак, чтобы снова вернуться к работе над «Тенью и веществом» и отложить до поры до времени работу над «Месье Верду». Я перезвонил Мине, чтобы узнать подробности. Ее клиенткой оказалась Уна О’Нил – дочь знаменитого драматурга Юджина О’Нила. Я никогда не встречался с ним, но, основываясь на серьезности его пьес, составил себе соответствующее мнение о его дочери. Итак, я коротко спросил у мисс Уоллес: