И я вчера узнал — не только в ём одном!

В песне стилизуется речь «простого» человека («в ём одном»), ощущающего свою ущербность на фоне персоны из «высшего света». Формула «Она была в Париже» вошла в разряд «крылатых слов» как обозначение принадлежности к «элите». Значимость личности в массовом сознании во многом определялась количеством зарубежных поездок, причем в негласной иерархии мест, желательных для посещения, Париж уверенно стоял на первом месте. Попасть туда было мечтой, а само посещение сопровождалось серьезными трудностями, описанными Высоцким в песне «Перед выездом в загранку…» (1965). Герой этой сатирической песенной новеллы именно в Париже знакомится с «личностью в штатском» (то есть секретным агентом КГБ, входящим в состав делегации под видом простого туриста). Этот соглядатай ведет записи, где фиксирует подробности поведения рассказчика, не брезгуя явной клеветой:

Он писал — такая стерьва! —

Что в Париже я на мэра

С кулаками нападал…

Герой не без оснований беспокоится о возможных последствиях такого доноса:

Это значит — не увижу

Я ни Риму, ни Парижу

Больше никогда!

Песню «Она была в Париже» народная молва ошибочно связывала с Мариной Влади, с которой Высоцкий познакомился через год после написания этой вещи — в 1967 году, а через три года вступил с ней в брак. Отношения поэта со знаменитой французской кинозвездой дали пищу для новых разговоров, в том числе для слухов об отъезде Высоцкого на постоянное местожительство во Францию. На эти слухи он отвечает саркастической песней «Нет меня — я покинул Расею…», где доводит до абсурда «сплетни в виде версий»:

Кто поверил — тому по подарку, —

Чтоб хороший конец, как в кино:

Забирай Триумфальную арку,

Налетай на заводы Рено!

Завершается песня недвусмысленным посланием всем недоброжелателям поэта:

Не волнуйтесь — я не уехал,

И не надейтесь — я не уеду!

Высоцкий не желал становиться эмигрантом, он стремился к свободному посещению Франции (как и других стран) с последующим возвращением домой. В ту пору это было роскошью — даже для законного супруга французской подданной. Первая поездка Высоцкого во Францию с женой состоялась только в 1973 году, после чего он до конца жизни бывал там уже систематически, считая Париж своим городом и извещая друзей: «в Парижск уезжаю».

В «Парижске» у Высоцкого произошло немало важных событий. Здесь вышли его большие виниловые диски (в «Chant du Mond», как и у Окуджавы, причем две песни Высоцкий исполнил в переводе на французский). Эти пластинки стали мечтой для миллионов соотечественников, но доставались только тем номенклатурным начальникам, которые запрещали Высоцкому выступать и печататься в СССР. В Париже он выступал в 1977 году с сольными концертами в театре «Элизе» на Монмартре — на родине подобное было заведомо невозможно.

В 1978 году Высоцким написана легендарная песня «Письмо к другу, или Зарисовка о Париже», адресованная другу-артисту Ивану Бортнику. Песня насквозь иронична, о чем красноречиво свидетельствует ее финал:

Проникновенье наше по планете

Особенно заметно вдалеке:

В общественном парижском туалете

Есть надписи на русском языке!

Любопытно, что для оформления шуточного тезиса о «ненужности» русского человека в Париже Высоцкий находит нетривиальные, парадоксальные рифмы, выходящие за пределы традиционного набора («Париж — крыш», «Париже — ближе», «Парижу — вижу» и т. п.):

Про то, что, Ваня, мы с тобой в Париже

Нужны — как в бане пассатижи.

Между тем именно с 1978 года парижская тема начинает основательно осваиваться Высоцким — и в песнях, и в стихотворениях, которые сохранятся в рукописном виде. Это, прежде всего, произведения, обращенные к художнику и скульптору Михаилу Шемякину, жившему тогда в Париже: тут необходимо назвать песню «Открытые двери…» — рассказ о совместном кутеже двух друзей под влиянием «французских бесов», стихотворение «Осторожно, гризли!», экспромт «Как зайдешь в бистро-столовку…». Есть стихотворения, в которых осмысляются те политические события, которые Высоцкий наблюдал в Париже: «Новые левые — мальчики бравые…» (о митинге «левой» молодежи), «Жан, Жак, Гийом, Густав» (о визите римского папы в Париж). К 1980 году относится и рукопись восьмистишия (возможно, это заготовка для будущей песни):

Мог бы быть я при теще, при тесте,

Только их и в живых уже нет.

А Париж? Что Париж! Он на месте.

Он уже восхвалён и воспет.

Он стоит, как стоял, он и будет стоять,

Если только опять не начнут шутковать,

Ибо шутка в себе ох как много таит.

А пока что Париж как стоял, так стоит.

Текст явно незавершенный, но мотив вечности Парижа, звучащий здесь со всей серьезностью, свидетельствует о том, что диалог Высоцкого с Францией и ее столицей к моменту его трагической кончины был отнюдь не исчерпан.

Третий из легендарных бардов, Александр Галич, не оставил такого количества стихов и песен о Франции, как Окуджава и Высоцкий. Но именно ему суждено было в конце жизни пополнить ряды русской литературной эмиграции в Париже. Это произошло в начале 1977 года, когда по решению дирекции радиостанции «Свобода» он был переведен из Мюнхена в парижское бюро и возглавил там отдел культуры. Из Мюнхена, впрочем, он ездил в Париж нередко. О своем «романе с Парижем» Галич вдохновенно и поэтично рассказал, беседуя с радиослушателями, девятнадцатого июля 1975 года (когда еще служил в мюнхенской редакции):

Сегодня я говорю с вами из Парижа. Вот сейчас, сию минуту, из города Парижа, из города, о котором сложено столько стихов, столько песен, как, вероятно, ни об одном другом городе в мире, из города, названного Хемингуэем «Праздник, который всегда с тобой». И должен сказать, что это ощущение праздничности — оно действительно наступает в ту секунду, когда ты прибываешь в Париж, прилетаешь в Париж. Вот это ощущение необычности, радости, какой-то необыкновенной приподнятости и одновременно с этим необыкновенной удобности твоего существования. Я бывал в Париже довольно много раз. Когда-то в первый раз я попал туда в качестве туриста, советского туриста с группой советских кинематографистов, потом мне довелось бывать здесь трижды. В Париже я бывал, уже когда мы работали над совместным советско-французским фильмом «Третья молодость», который был посвящен жизни и творчеству замечательного французского танцовщика, ставшего великим русским балетмейстером, Мариуса Петипа. И вот когда оформляли мои дела на выезд в Париж, мне приходилось ждать так долго, так несусветно долго, и приезжал я в Париж всякий раз с таким невероятным опозданием, что путал, сбивал планы всех участников парижского бюро, связанных с этой работой. Помню, как-то совершенно изведясь, я