ночь и весь день перед входом на рейд, а бей запретил всем кораблям покидать место стоянки под страхом смерти всего экипажа.

— Тогда мы должны искать их в окрестностях города. Дайте в мое распоряжение пятьдесят всадников, самых решительных и умелых. Может быть, они понадобятся мне уже сегодня ночью.

— Они будут ждать ваших приказаний, господин. Бей ни в чем вам не откажет, только бы заполучить всех убийц главнокомандующего. Необходимо примерно наказать их, иначе эти христиане, да будут они прокляты пророком навечно, снова примутся за свое. Завтра я, чтобы как следует напугать их, прикажу посадить на кол в порту тех пятерых, которые еще живы.

— Они все равно не заговорят, — сказал Зулейк. — Не забудьте о всадниках.

Он вышел из тюрьмы, вполне удовлетворенный разговором с кади, но продолжал думать о мирабе. Он чувствовал, что этот человек должен знать что-то о бегстве барона, хотя и представлялось странным, чтобы дервиш согласился помочь христианину, врагу веры.

Когда наступила ночь, он, приехав во дворец, сразу увидел мажордома, который ждал его во дворе.

— Ну? — спросил он, передавая коня неграм, торопливо сбежавшимся к нему.

— Я узнал гораздо больше, чем надеялся, господин, — ответил мажордом. — Я обеспечил себе свободу.

— Ты выслушал весь их разговор?

— До последнего слова.

— О ком они говорили?

— О христианине, который напал на Кулькелуби.

— Моя сестра и мираб?

— Да, господин.

— Ты понял, где он находится?

— Они говорили о поселении и о Медахе.

— О каком поселении? — спросил Зулейк, и глаза его засверкали.

— Не знаю, господин. Но думаю, что оно должно быть где-то неподалеку от Медаха.

— Значит, этот мираб связан с бегством барона?

— Теперь в этом нет никаких сомнений.

— Но как же мусульманин, глава дервишей, помог бежать христианину? — спросил себя Зулейк. — Мне это кажется необъяснимым. Ты приказал следить за мирабом?

— Мы знаем, где он живет, потому что негры, которые за ним следили, уже вернулись.

— Место?

— Маленькая хижина за Касбой.

— Он живет один?

— Да, господин.

— Сгореть мне в аду, если я не узнаю от него места, где прячется этот проклятый христианин! — воскликнул Зулейк сквозь зубы. — Ну, сестра, я выиграю эту партию. Позови четырех рабов, самых сильных и самых решительных, негров, а не христиан или ренегатов. И молчи; смотри, если проболтаешься о моей сестре, я вырву твой язык.

Через пять минут Зулейк уже уезжал из дворца с четырьмя неграми, вооруженными мушкетами и ятаганами, верхом на прекрасных конях. Чтобы его не заметили и чтобы убедиться, что за ним не следят, он направился к внутренним бастионам, где было легко убедиться, что следом за ними никто не увязался, потому что улица была почти безлюдна. Потом он рысью поскакал вверх по склону к Касбе.

Была почти полночь, когда один из четырех негров, который днем следил за мирабом, привел его к хижине.

Старик, должно быть, еще не спал, потому что свет проникал изнутри через щели двери жилища святого.

Они привязали лошадей к фиговому дереву, потом Зулейк забарабанил рукоятью пистолета в дверь и сказал властно:

— Отвори, мираб, это приказ кади Бен-Хаммана.

Дверь сразу открылась, и бывший тамплиер появился на пороге со светильником в руках. Увидев Зулейка, которого он уже знал, он не смог сдержать испуганного жеста.

— Чего хочет от меня Зулейк Бен-Абад? — спросил он, силясь казаться спокойным.

— А, так ты меня знаешь? — спросил мавр, немного удивленный. — Тем лучше, мы сразу найдем общий язык.

Он вошел, с силой оттолкнув старика и окидывая все вокруг взглядом острым, как острие шпаги, а потом внезапно спросил:

— Ты знаешь барона ди Сант-Эльмо, мираб?

— А кто это? Наверное, какой-нибудь христианин? — спросил бывший тамплиер, опуская глаза.

— А! Так ты не знаешь?

— Мираб не может знать христиан и ренегатов.

— Да, настоящий мираб не может защищать христиан, — сказал Зулейк. — Но ты получил свое звание не по праву, ты враг ислама.

— Что ты имеешь в виду, господин?

— Что ты помог бежать убийце Кулькелуби.

— Я?! — воскликнул старик, помертвев. — Кто обвиняет меня в этом?

— Я, Зулейк Бен-Абад, потомок калифов.

— Нет, господин, ты ошибаешься.

— А зачем ты приходил четыре часа назад в мой дворец?

— Попросить твою сестру помочь в строительстве гробницы одного святого.

— И больше ничего?

— Нет.

— Ты можешь поклясться на Коране, что вы не говорили о бароне ди Сант-Эльмо?

Мираб молчал.

— Если ты настоящий мусульманин и не защищал христианина в сговоре с моей сестрой, ты должен поклясться.

— А если я откажусь?

— В этом случае ты должен будешь мне сказать, где моя сестра спрятала барона.

— Пойдите спросите это у нее.

— Моя сестра мне не скажет, а ты, как мираб, как враг христиан, должен мне все рассказать.

— Я ничего не могу сказать тебе, поскольку не знаю, где этот христианин.

— Ты лжешь, мираб, один из моих слуг слышал все, о чем вы разговаривали с Аминой. Вот и попробуй теперь отрицать, если посмеешь, что вы не разговаривали о бароне ди Сант-Эльмо.

— Нет, я не буду этого отрицать, — ответил старик, — но ты не вырвешь у меня ни слова о бароне ди Сант-Эльмо.

— А, так ты, мираб, защищаешь христианина!

— Я спас человека.

— Неверного пса, который участвовал в убийстве Кулькелуби, самого большого защитника ислама! — закричал Зулейк яростно.

— Называй его как хочешь, но я ничего не скажу, — ответил бывший тамплиер твердо. — Ты можешь меня убить, можешь мучить меня, но от меня ты ничего не узнаешь.

— Ты так думаешь?

— Я обещал твоей сестре сохранить тайну и сдержу обещание.

— Я отведу тебя к кади, прикажу тебя пытать, и ты все расскажешь! — вскричал мавр.

— Тогда ты скомпрометируешь свою сестру, — ответил мираб, — и запятнаешь честь своей семьи.

Зулейк кусал себе губы. Он страстно желал узнать, где прячется его соперник, но не хотел, чтобы подозрения пали на Амину. Это было бы концом семьи, это легло бы несмываемым пятном на честь Бен-Абадов, потомков калифов.

Мираб, однако, ничего не выиграл, произнеся эту угрозу.

— Я все узнаю сам, — сказал Зулейк.

— Ты хочешь меня убить?

— Никто мне не помешает.

— Я мираб, святой человек, за мою смерть отомстят. Даже потомок калифов не может распорядиться жизнью главы общины, которую уважают даже бей и турецкий султан.

— А я тебе докажу обратное, — сказал Зулейк, готовый на все. — Так ты скажешь?

— Нет, — ответил старик с несокрушимой твердостью.

— Ты все равно заговоришь.

По его знаку четыре негра набросились на старика и уложили его на ковер.

— Флакон! — сказал Зулейк.

Негр вынул из-за пояса хрустальную позолоченную бутылочку с красноватой жидкостью. Когда флакон открыли, по комнате разошелся специфический запах, который издает