Женщина всё кашляла, а Гибби всё напевал свою песню малышу, который больше не плакал, но время от времени издавал слабый стон. Тут Фергюс повернулся к лэрду и сказал:

— Сэр, Вы видели этого молодого человека? Это и есть так называемый сэр Гилберт Гэлбрайт, о котором я Вам рассказывал. Говорят, он получил неплохое наследство, но теперь Вы сами можете убедиться, способен ли он им распоряжаться.

Джиневра, до сих пор опиравшаяся на руку Фергюса, высвободила свою руку и отодвинулась.

— Боже мой, Дженни! — воскликнул лэрд. — Неужели ты действительно разговаривала с таким непотребным субъектом?

— Я очень хорошо его знаю, папа, — ответила Джиневра.

— Тебя просто невозможно понять, Дженни! Если ты его знаешь, почему его не знаю я? Если бы ты не стыдилась этого знакомства, то непременно рано или поздно упомянула бы его имя в моём присутствии. Я прошу — нет, я прямо–таки требую от тебя ответа! — тут он остановился и повернулся к ней лицом. — Почему ты скрыла от меня знакомство с этим… этим… человеком?

— Потому что я думала, что тебе это будет неприятно, папа, — ответила она, глядя ему в лицо.

— Неприятно? Почему это должно быть мне неприятно? Хотя мне действительно становится неприятно всякий раз, когда тебя так упорно тянет к столь низменному обществу!

— Ты на самом деле хочешь, чтобы я сказала тебе, папа, почему мне казалось, что знакомство с этим молодым человеком тебе будет неприятным?

— Я на самом деле этого хочу. Более того, я этого требую!

— Тогда я скажу тебе всё. Этот молодой человек, сэр Гилберт Гэлбрайт…

— Что ты мелешь, девчонка? Никакого Гилберта Гэлбрайта не существует! Это просто насмешка, прозвище!

Джиневра не хотела ничего ему доказывать, да и знала она лишь немногим больше, чем он сам.

— Много лет назад, — снова начала она, — когда я была совсем маленькой… Простите, мистер Дафф, но пришло время рассказать моему отцу то, что так сильно давило на меня все эти годы.

— Сэр Гилберт Гэлбрайт! — презрительно пробормотал её отец.

— Однажды, — продолжала она, — мистер Фергюс Дафф привёл в Глашруах маленького оборванного мальчика, который был самым невинным, чистым и любящим созданием на свете и не совершил никакого преступления, а только тайно делал людям добро. Я видела, как на мосту мистер Дафф отвесил ему несколько оплеух, а ты, папа, приказал этому негодяю Ангусу МакФольпу выпороть его. По крайней мере, так сказал Ангус, когда исхлестал его до потери сознания. Мне и сейчас хочется кричать и плакать от ярости, когда я об этом вспоминаю.

— Всё это лишь твоя проклятая глупость, Дженни. Ты что, хочешь сказать мне, что все эти годы таила злобу на собственного отца из–за какого–то негодного воришки, который заслуживал хорошей трёпки? Я не сомневаюсь, что Ангус наказал его не больше, чем нужно!

— Не забывайте, мисс Гэлбрайт, мы не знали, что он немой, — вставил Фергюс.

— Если бы у вас было сердце, — ответила Джиневра, — вы увидели бы в самом его лице, что он не ребёнок, а настоящий ангел. Он убежал от вас на гору без единого клочка одежды на своём окровавленном теле и умер бы там от голода и холода, если бы Гранты, родители вашего наёмного пастуха, мистер Дафф, не взяли его к себе домой и не стали ему отцом и матерью.

После долгого молчания Джиневру наконец прорвало. Теперь она должна была сказать всё, что накопилось у неё на душе.

— После этого, — горячо продолжала она, — этот гнусный Ангус МакФольп подстрелил его, как дикого зверя, когда он тихо и спокойно пас овец Роберта Гранта. В ответ на это сэр Гибби спас ему жизнь во время наводнения. А перед тем, как обрушился наш глашруахский дом, — как раз та его часть, где была моя комната, — он подхватил меня на руки, потому что не мог ничего мне сказать, и вынес из дома. Когда же я сказала тебе, папа, что он спас мне жизнь, ты приказал ему убираться вон, а когда он побоялся оставить меня наедине с тобой, ты швырнул его головой об стену и послал за Ангусом, чтобы тот снова его выпорол. Только пусть бы он попробовал это сделать!

— Я прекрасно помню того нахального негодяя, который попытался воспользоваться тем, что дом обрушился, и проник ко мне в кабинет, — сказал лэрд.

— А теперь, — не успокаивалась Джиневра, — мистер Дафф усомнился в его разумности только потому, что он подобрал на улице женщину с двумя детьми и пошёл искать для них ночлег. Если бы мистер Дафф тоже провёл своё детство на улицах, как сэр Гилберт, он, наверное, не слишком удивлялся бы тому, что тот заботится о бездомной матери и её малышах!

И с этими словами она расплакалась.

— Это просто отвратительно! — процедил лэрд. — Я всегда думал, что девчонка не в своём уме. Немедленно замолчи, Дженни, ты перебудишь всю улицу. Может быть, то, что ты говоришь, правда, а может, нет. Я не хочу сказать, что ты лжёшь или даже преувеличиваешь, но пока не вижу никаких оснований считать, что этот юноша — подходящая компания для молодой леди. Как раз напротив. Должно быть, он назвался твоим кузеном, оскорблённым, униженным и отверженным роднёй. Может, он и правда твой кузен. Да у тебя может быть сотня таких кузенов, если хотя бы половина слухов о семье твоей матери соответствует истине!

Джиневра ничего ему не ответила. Она не проронила больше ни слова. Когда Фергюс довёл их до самой двери и стал откланиваться, она не попрощалась с ним и не подала ему руки.

— Дженни, — сказал лэрд, как только священник скрылся за поворотом, — если я ещё раз увижу, что ты беседуешь с этим низким бродягой… Постой, постой! — вскричал он, внезапно что–то вспомнив и перебивая сам себя. — Помнится, был в городе какой–то сапожник, которого все называли сэр кто–то там Гэлбрайт! Должно быть, это его отец! Уж не знаю, почему его называли сэром, по праву или в насмешку — да это и неважно. Титул без денег — всё равно, что праведность без милости. Однако повторяю: если я услышу, что ты обмолвилась хоть одним словом — всё равно каким! — с этим наглецом, ноги твоей больше не будет в моём доме!

Вдобавок ко всем остальным своим несчастьям Джиневра легла в постель с новым тягостным чувством. Впервые она ощутила к своему отцу настоящее презрение и тщетно пыталась побороть его в себе добрую половину ночи.

Хотя Гибби ничем не показал, что заметил лэрда, Джиневру и Фергюса, стоявших на мосту, поднимаясь по лестнице, он без труда их узнал и прочёл в лице Джиневры мольбу об избавлении. Казалось, она говорила ему: «Ты помогаешь всем, кроме меня! Почему ты не хочешь придти и помочь мне? Неужели меня не за что пожалеть, даже если я не погибаю от холода и голода?» Однако ему не надо было полночи ворочаться, раздумывая о том, что бы такое предпринять. Ещё до того, как бедная женщина и её дети улеглись в постель, он решил, что ему делать.

На следующий день, придя из колледжа и наспех проглотив обед, Гибби на основании тех смутных познаний о юриспруденции, которые получил, вступая в права наследства, купил лист гербовой бумаги, что–то на нём написал и положил свежесоставленный документ себе в карман. Затем он взял небольшую карточку, написал на ней «Сэр Гилберт Гэлбрайт, баронет, поместье Глашруах» и тоже положил её в карман. Так экипировавшись, он сообщил миссис Кроул, что вряд ли придёт ночевать (потому что собирался немедленно отправиться на поиски Донала и даже договорился насчёт лошадей), и решительно двинулся вдоль по главной улице по направлению к городскому предместью. Оттуда он свернул направо и вскоре уже звонил у ворот домика мистера Гэлбрайта. Когда вышла горничная, он протянул ей карточку и вслед за ней прошёл в дом. Она провела его в небольшую гостиную, где хозяин вместе с проповедником наслаждался послеобеденной бутылкой того же самого портвейна, который так понравился ему во время вчерашнего ужина. Гибби нарочно последовал за горничной сразу же, давая лэрду достаточно времени лишь на то, чтобы прочитать его карточку: он понимал, что тот может отказаться принять его, и не хотел рисковать.