Основатель в 1820 году Александровского редута, Колмаков был сподвижником Баранова, и Лаврентий Загоскин писал о Колмакове: «Этот доблестный старик действовал по-барановски: выбрав место при впадении Хулитны в Кускоквим, он оставил там на житьё креола Лукина (Семёна Ивановича. — С.К.), бывшего толмачом у Васильева, с тремя человеками туземцев Бристольского залива, известных нам под видовым названием аглемют, и сбор пушных промыслов превзошёл ожидания…» Позднее это «заселение» было названо редутом Колмакова.

Однако показательно, что Фёдор Колмаков, продвигаясь вверх по Кускоквиму в 1832 году, награждал местных вождей серебряными медалями 1821 года, на аверсе которых был изображён двуглавый орёл с вензелем Александра I, а на реверсе — рельефная надпись: «Союзный России». Обеспечить РАК новыми медалями с вензелем Николая I не удосужились ни правительство Николая, ни сам царь.

В 1832 году в районе залива Нортон был основан и редут Св. Михаила, а через два года «помощник мореходства» креол Глазунов был послан оттуда для обозрения реки Квихпак (мы её более знаем как Юкон) и территорий вокруг Кенайского залива.

В 1836 году вокруг Михайловского редута закипели нешуточные страсти. Лаврентий Загоскин описывал это так: «Редут имел свою годину испытаний и славы русского имени: американские туземные торговцы (имеются в виду не янки, а аборигены. — С.К.), известные под общим именем азъягмют, то есть проживающих на острове Азияк, видя, что с водворением русских на берегах Нортонова залива с каждым годом падает их влияние на край, с которого они испокон века собирали обильную дань пушными мехами… вздумали уничтожить редут. Приехав на мыс Стефенс, в числе десяти байдар, под видом торговли, они высматривали, когда команда редута разделится для различных работ…»

Вначале нападение было произведено на высланную из редута группу из девяти человек для «набора леса», но в критический момент «архангельский мещанин» Курепанов — человек большой физической силы сумел захватить неприятельскую байдару и спасти самого себя и товарищей. Команда редута была вовремя предупреждена, и, как заканчивал эту историю Загоскин, «с той поры азъягмюты не смеют показываться на южном берегу Нортонова залива…».

Но в целом, надо сказать, особых проблем с местным населением уже не было, хотя вот как смотрел на ситуацию Лаврентий Загоскин ещё в 1840-е годы: «… русский человек везде одинаков. Где ни изберёт место, на полярном ли круге, в благословенных ли долинах Калифорнии, везде ставит свою национальную избу, стряпню, баню, обзаводится хозяйкой: но на службу в колонии поступают люди, видевшие свет не с полатей (жирный курсив везде мой. — С.К.); притом содержатся на полувоенной ноге, и потому место, отгороженное глухим забором, называют редутом, избу — казармой, волоковое окно — бойницею…»

При этом в осаде русские себя не чувствовали. Показательно, что сам Загоскин считал, что со стороны русских при определённых условиях было бы целесообразно и «полезно для края» вооружить туземцев огнестрельным оружием. Он писал: «Нам известно, что во всех местах, где основываются заселения Компании на материке, междоусобные вражды туземцев потухают сами собой или прекращаются посредством русских». Однако вооружать туземцев, по мнению Загоскина, можно было бы лишь в том случае, если преобразовать «всё управление материка, ввести единство действий во всех заселениях севера».

В 1842 году истёк очередной срок привилегий РАК, и его продление прошло без особых проблем, что было не удивительно — РАК постепенно теряла значение сверхприбыльного коммерческого предприятия, но русские колонии в Америке нуждались в управлении, а РАК его обеспечивала. Конечно, давно назрел вопрос о замене колониального управления полноценной государственной администрацией в новой русской территориально-административной единице с названием, например, Аляскинское генерал-губернаторство, или — Аляскинский край. Увы, Николай на это не шёл, да, похоже, о том даже не задумывался — в отличие от своего подданного Загоскина.

Однако произросли в то время плоды и положительных давних усилий предшествующих поколений русских американцев. Посаженные ещё Шелиховым, Лебедевым-Ласточкиным, Резановым, Барановым, Кусковым семена дали хорошие всходы, и в Русской Америке стали играть заметные роли русские креолы, готовые служить России вдали от её основной территории.

Обычно понятие «креол» мы связываем с Латинской Америкой, но вот его второе толкование 18-м стереотипным изданием «Словаря иностранных слов» 1989 года: «потомок от браков русских с алеутами, эскимосами и индейцами на Алеутских островах и Аляске в первой половине 19 века».

А вот — в качестве иллюстрации — конкретная, достаточно необычная, но в то же время и достаточно типичная судьба… Александр Филиппович Кашеваров… Родился 28 декабря (старого стиля) 1809 года в Павловской гавани на острове Кадьяк в семье учителя-русского и алеутки. Двенадцати лет как воспитанник РАК был отдан вначале в частный пансион в Петербурге, а затем — в штурманское училище. В 1828 году на компанейском судне «Елена» ушёл в своё первое кругосветное путешествие из европейской России в американскую Россию — на родину.

Был начальником гидрографической экспедиции по исследованию берегов Северо-Западной Америки. В 1850–1856 годах начальствовал над Аянским портом в Охотском море. В 1860 году произведён в капитаны 1-го ранга, а в 1865 году уволен в отставку с производством в генерал-майоры. Умер 25 сентября 1870 года, отрезанный продажей Русской Америки от отеческих мест так же, как ныне отрезаны от своих родных мест чёрной чертой «Белой Вежи» миллионы ныне живущих русских людей, о которых можно сказать: «Родился в Умани, а живёт в Рязани».

В 1861 году — за шесть лет до подлой царской сделки — Кашеваров писал в «Морском сборнике» (т. 54, № 7, с. 19):

«Неужели мы, уроженцы Р[оссийско]-А[мериканских] владений, должны вечно думать о пользе Р.А. компании, внушаемой нам с юных лет наших, и заглушать в самих себе естественное стремление, всякую идею о пользе Родины, о смысле гражданственном».

В 1862 году в том же «Морском сборнике» (т. 62, № 9, с. 167) Кашеваров, дискутируя с Главным правлением РАК, писал, что его родине уже нужна не «опека» Компании, что этот богатейший край должен выйти из-под получастной «опеки» и стать равноправной частью Российского государства. Эту свою статью Кашеваров завершил заявлением: «…довод правления, что мы ещё не подготовлены к лучшей и не зависимой от Компании будущности, мы уже не раз слышали от защитников крепостного права, ныне, на счастие России, упразднённого».

Сын учителя, русский американец Кашеваров был человеком государственного ума, но подлинно государственного уровня возможностей не достиг. Сопоставим судьбу Кашеварова с льстивой оценкой, данной великому князю Константину Николаевичу — сыну императора Николая I и брату императора Александра II, князем В.П. Мещерским. Мещерский утверждал: «Великий князь занимался исканием людей для своего брата, государя… Он мечтал… создать целую плеяду… государственных людей. И как только ему называли способного человека, он немедленно с ним знакомился…» Однако государственные люди вроде Кашеварова двум августейшим братьям не требовались — мы это ещё увидим.