Калифорния преизбыточествует в рогатом домашнем скоте и лошадях, кои водятся без призрения в лесах и распространились многочисленными табунами даже до реки Колумбии. Правительство гишпанское, чтобы предупредить вред, наносимый сим скотом на нивах, определило каждый год убивать оного от 10 до 30 тыс.; напротив того, Охотский и Камчатский край имеет в таковом скоте величайшую нужду, терпя весьма часто всеобщую голодовку…»

Булдаков писал, что когда Резанов закупил в Калифорнии зерно, то было убито несколько сотен голов скота только для того, чтобы в их шкуры это зерно положить, а мясо просто бросили. А на другом берегу Тихого океана — в месяце морского пути от Калифорнии — сибиряки припухали с голоду.

Однако не всё было изобильно и в солнечной Калифорнии, потому что, написав это, «первенствующий директор и кавалер» продолжал:

«Калифорния имеет величайший недостаток в полотнах всяких и железе. Вместо сего последнего употребляются там для укрепления домовых строений в связи кожаные ремни, поддерживающие даже потолки и всё прочее, висящее с большой тягости. Россия же не только сего металла, но и полотен имеет в преизбытке и может без оскудения себя снабдевать оными другие страны».

Итак, налицо была не только возможность взаимной выгоды, но широчайшая многоплановая перспектива. Тем более что Булдаков — по записям покойного Резанова — приводил мнение калифорнийского губернатора «дона де Ариллаги» (Хосе Хоакина Арильяги): «Ежели бы двор мадридский знал нужду здешнего края, то бы, верно, приступил к взаимным с Россиею торговым связям». Резанов намекнул Арильяге, что хлеб в русские владения можно возить и из Кантона, но лучше и проще — из Калифорнии, если на то будет согласие Мадрида. Арильяга поддакивал и одновременно жаловался на «наглость «бостонцев» — мол, они и контрабандную торговлю ведут и, как писал Резанов, «беспрестанно смуглируют по берегам и всеми наглостями ищут средств… водвориться в испанских владениях».

Русский камергер и испанский губернатор смотрели на проблему одинаково — если выступать совместно, договориться об общем крейсировании «для охранения своих новых подданных» с выделением для этого «по фрегату или военной корветте», то «колонии процветать будут, а берега наши, составляя взаимную между собой связь, всегда обеими державами равно будут защищаемы и никто уже между ними водвориться не отважится». Но Мадрид оставлял Калифорнию в запустении, особенно — в военном отношении, а Россия — точнее — РАК, в 1812 году «водворилась»-таки на берегах «Нового Альбиона», основав с «высочайшего» разрешения Форт-Росс.

Однако вся государственная «поддержка» русского Калифорнийского проекта ограничилась этим разрешением, причём правительство Николая I было к такому проекту равнодушно ещё более, чем правительство Александра I. Сочувствие адмирала Мордвинова и графа Румянцева реального значения не возымело. Как верно отмечают исследователи вопроса о продаже Форт-Росса А.Ю. Петров, Г.М. Капалин и А.Н. Ермолаев, статус Форт-Росса не был определён «на протяжении всего его существования», и формально земли, на которых была построена русская крепость, принадлежали Испании, но «связи испанской колониальной администрации с метрополией были слабы, к тому же начиналась борьба за независимость колоний».

Неопределённость статуса Форт-Росса и к концу 1820-х годов — это прямое должностное преступление министра Нессельроде и цивилизационное преступление царя Николая как верховного властителя.

Особой радости от основания Форт-Росса местные испанцы не испытали, но русские были всё же лучше «бостонцев». К тому же американские купцы были предвестниками будущей экспансии уже политической, за которой у янки логически следовала прямая аннексия, что с Верхней Калифорнией и произошло в 1848 году.

Возвращаясь же к записке Булдакова, дополнительно сообщу, что в 1808 году Булдаков просил Александра о договорённости с мадридским двором насчёт свободной посылки в Калифорнию не более двух кораблей в год с заходом в Сан-Франциско, Монтерей и Сан-Диего.

По указанию императора Румянцев снёсся с русским послом в Мадриде Строгановым. Но тут в Испании начались крупные политические перемены, наполеоновская оккупация, и дело заглохло. А Румянцев 1(13) декабря 1809 года сообщил правлению РАК, что царь позволил организовать в Калифорнии русское поселение — «на воле учредить оное от себя, обнадёживая во всяком случае монаршим своим заступлением». Формулировка была так себе — средненькая и туманная, но всё же калифорнийская идея получила новое развитие, и в 1812 году Иван Кусков утвердил её закладкой Форт-Росса.

К началу XIX века, как и в XVII веке, вся Калифорния (и материковая Верхняя, и полуостровная Нижняя) входила в состав испанской Мексики. Форт-Росс, однако, находился за пределами испанской колонизации — Иван Кусков его так и ставил. Удобнее было бы поставить «заселение» несколько южнее — в заливе Бодега (Румянцева), однако, как объяснял в 1818 году сам Кусков, РАК «не преминула бы сего сделать, если бы имела на то позволение, но гишпанское начальство… дальнее соседство предпочитало ближнему».

Ещё до Кускова, в 1804 году, тут побывал служащий РАК, мореход Швецов. По заданию Баранова он во главе отряда промышленников на двадцати байдарах прошёл от Кадьяка до бухты Сан-Диего на границе Верхней и Нижней Калифорнии. В 1808 году Швецов свой поход повторил и, не доходя залива Сан-Франциско, открыл залив Румянцева (Бодега) у 38° северной широты. На берегу он заложил медную доску с гербом и надписью «Земля Российского владения». Примерно здесь (чуть выше к северу) Кусков и выбрал место для Росса, который должен был стать по замыслу Баранова, Кускова, Булдакова — в рамках более ранних проектов Шелихова и Резанова — точкой роста и расширения российских владений от Форт-Росса к северу, в направлении территориального массива Русской Америки.

Однако, как уже было сказано, деятельной и весомой материальной государственной поддержки «калифорнийский» проект не получил, и потенциальная точка роста выродилась в анклав, окружаемый формально владениями Испании. Но то, что испанцы фактически признавали права России на этот небольшой анклав, доказывается уже тем, что они никаких официальных дипломатических демаршей в адрес новых соседей не предпринимали, а просто «подпёрли» в 1817 году свои владения «сбоку», заложив между Форт-Россом и Сан-Франциско свои миссии Сан-Рафаэль и Игнацио.

О состоянии дел в формально испанской Верхней Калифорнии достаточно много сказано в записках Коцебу, а также в дневниках, которые вели во время кругосветного путешествия на «Камчатке» 1817–1819 годов два Фёдора — Матюшкин и Литке. Два последних побывали в Форт-Россе, в заливе Малая Бодега с гаванью Румянцева и заливе Сан-Франциско в 1818 году. И из описаний Матюшкина и Литке, вполне согласующихся между собой, видна вполне определённая картина запустения, развала и разброда в умах. Фактически, можно было говорить о скором отложении Калифорнии от Испании, но будущее ещё было неясным.

Расширению русской колонизации могли помочь и настроения местных индейцев, которых испанцы за людей не держали. Число работающих в испанских католических миссиях индейцев пополнялось за счёт их отлова, и Литке писал: «Известно мне также, что из монтерейских солдат есть некоторые, которых вся должность состоит в том, чтобы раза 3 или 4 в год ездить на промысел индейцев (!) (выделено Литке. — С.К.) и явно, что ни для чего, как для миссий… Сии добытые подобно животным, индейцы подобно же им и содержатся».