Данучи не мог, ведь сам ощущал, что полководец любит его сильнее, чем родного сына. Новый отец напомнил ему старого отца и показал, что ошибки повторяются.

«Шрамы на одежде без шрамов на теле – это всё, что должны знать воины, идя за тобой в бой!», – говорил художнику полководец, и не могли не льстить высокие слова.

Затем были и вторая, и третья битвы, в которых художник извлекал кисть из кармана, и обе завершились громкими победами, но несоизмеримой горечью!

После третьей битвы сын полководца сказал художнику в глаза всё, что о нём думает, став первым человеком, который осмелился на это. Рассказал о своей ненависти, о своём диком желании, чтобы художник убрался из его семьи. Своим откровением заставил Данучи очнуться от силы своего дара. Уста младенца способны на многое.

–Я не смогу проиграть никому! – сказал художник в ответ. – Но могу себе позволить проиграть ребёнку, лишь для того, чтобы он поверил в себя.

От этих слов всю ночь не мог заснуть, мысли не давали отключиться. Заснул, когда светало, проснулся от рассвета. Приснился сон. Сон был недолгим, но значимым, ведь во сне он узрел всю свою жизнь.

Увидел своё начало, которое было далёким от правды нового отца – художник, всё-таки, родился среди авров, и вовсе не люди – его народ; узнал свой итог, который должен был случиться очень скоро, и итог сильнее взволновал, чем начало.

«И как с этим жить?», – он не представлял. – «За что мне такое печальное знание? Каждый мой день потеряет свою ценность, если я не попытаюсь всё исправить…». Мечтал о планете Земля, а сон показал, что до такой мечты не дотянуться…

Он оставил всех, не сказав ничего. Кто-то думал, что он сбежал от войны, кто-то считал, что его уничтожил собственный дар. Полководец счёл его предателем. Мысли людей были разными, но верных из них не нашлось…

Подходя к городу Алуара, Данучи не ждал, что его встретят с почестью, ведь он их главный враг! Не ждал и того, каким будет выглядеть его город, когда в него вернётся, и не купол его удивил, не искусственное солнце, не небоскрёбы, а то, что летало над ними.

Сначала не верил глазам, но пришлось воскресить веру в них. «Неужели, так быстро изобрели то, на чём можно покинуть планету? Прошло ведь несколько месяцев…» …

Не стал скрывать истинного вида, посчитав это трусостью, но то, что увидел в глазах своего народа, ему не понравилось. Разочарованию в их взглядах отведена лишь малая роль, а главная досталась страху – каждый из них знал, на что способен художник, каждый понимал, что это он их сделал такими, но никто из них не ведал, почему начал с ними войну, а теперь вернулся.

Он, молча, шёл по городу, ловил испуганные взгляды уже не разношёрстных жителей и думал, как с ними поступить.

Затем встретил Алуара у дверей храма. Храм это единственное, что осталось от старого города. Всё-таки, это родной дом художника, в который предстоит ему вернуться, но уже лишённым памяти.

Алуар встречал без объятий, лишь предложил отобедать с ним, но Данучи сказал, что не голоден, хотя жутко хотелось поесть.

Вошли в храм. Алуара окружали десятки солдат, опасающихся и за себя, и за своего повелителя – они мешали художнику, желал их с глаз долой!

–Я пришёл сюда не с миром! – наконец, воскликнул Данучи, заставив затихнуть весь гул, что создался вокруг него. – Не судите меня за войну – сами знаете, что ещё вчера были ничем не лучше людей, а такими, какими вы стали, сделал вас я!

Высокомерие рвалось наружу – но о нём он забудет уже сегодня, когда начнёт жизнь с чистого листа!

–Отец, я пришёл говорить лишь с тобой!

Алуар приказал всем выйти и закрыть за собою все двери. Взгляды уходящих, будто кричали: «Не оставайся с ним наедине, ведь ты не знаешь, что он такое, ведь он сильнее всех нас!», – а он заранее прощал им их неправоту.

–Ты сказал, что пришёл не с миром… – начал Алуар, но Данучи прервал уважительно.

–Тебе страшно?

–Да.

–Это хорошо. – удивил чистый разум Данучи, но затем объяснил. – Значит, не безразличен ты к миру, как раньше! Это то, чего я и хотел!

–Я рад, что удовлетворил твои желания! – без сарказма ответил Алуар.

–Но, как удалось наделить весь народ тем, чем я наделил лишь наш город?

–Наука, – сказал он то, что для художника не значит ничего. – Мы бы не смогли стать чистыми, как ты хотел, если бы смотрели свысока на остальной народ. Если желаешь блага для всего народа, то необходимо вместе идти вперёд, а не тянуть избранных, убивая всех слабых! Жертвоприношение не наделяет силой, оно отнимает её…

–Зачем на войну ответили войной? – спросил его Данучи.

–Мы всю жизнь защищаемся, не нападая ни на кого – такой мы народ, не нужно нам чужого! С нами те, кто хочет с нами быть! Если сдадимся, позволим себя убить – это и есть погубить свою чистоту!

Мальчишка задумался, а Алуар не дал далеко уйти его мыслям, ударив своим словом по живому:

–Я побывал на Земле!

–И как? – выдохнул Данучи, а у самого сердце прорвалось сквозь лёд от предвкушения.

Не забыл, что сам об этом намекал, когда тот провожал его к людям, но Алуар намёк воспринял за идею!

–Ты представить не сможешь, как там красиво! – воскликнул он искренне. – Такое не приснится, потому что не представить! Тебя удивит каждый кусочек Земли, поверь мне, сынок! Нам стоит вместе её посетить! Там есть и живность, и деревья, и цветы, там океаны и моря. Единственное, чего там нет – таких, как мы. Лишь безобидные животные, не способные на высшие пороки…

–Что такое океаны и моря?

–Это, как река, но не видно берегов. – объяснил попроще Алуар. – Это то, что ты видишь синим цветом, но, если кое-что произойдёт, океан способен изменить своей палитре и направить себя против всей планеты!

–Если произойдёт что?

–Если убьют душу, созданную твоей кистью!

На лице настоятеля застыло немое выражение от своих же слов, очень не хотелось ему говорить об этом.

–Как ты узнал? – выдохнул Данучи, а у самого душа ушла в пятки.

–Совершил восемь тысяч шагов вперёд по планете Земля…

–И остановился?

–Да. – ответил Алуар, и на секунду померк свет в его очах.

–А, если у нас, на Луне, кто-то убьёт созданную мной душу? – спросил он то, что больше волновало.

–Я не