Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что? – не сразу понял Дорин, выныривая из своих мыслей.
– Есть ли какой-нибудь способ узнать, кто здешний, а кто нет? Или все, в чьих жилах течет валгская кровь… – Манона похлопала себя по груди, – будут отправлены в мир холода и тьмы?
Дорин стиснул зубы.
– Не знаю, – выдохнул он, глядя, как Аэлина ловко перепрыгнула через камень. – Если она что-то предпримет, нам сообщит не раньше, чем сочтет подходящим.
Он мог и не добавлять, что для остальных этот момент может оказаться наименее подходящим.
– Я так понимаю, решать, кто остается, а кому на выход, будет она одна? – спросила Манона.
– Сомневаюсь, что для Аэлины это будет легким решением. Хотя у нее свои счеты с валгскими демонами.
– Но в конечном итоге решение остается за нею.
Дорин остановился на вершине холмика:
– В чьих руках Ключи Вэрда, тот и решает. Уж не знаю, каким богам молятся ведьмы, но ты помолись им, чтобы все Ключи попали к Аэлине.
– А как насчет тебя? – вырвалось у Маноны.
– С какой стати мне тянуться к ним?
– По силе ты равен ей. И вполне мог бы взять Ключи в свои руки. Почему бы нет?
Остальные ушли вперед, но Дорин словно не торопился. У него даже хватило смелости взять Манону за руку и крепко сжать ей запястье.
– Почему бы нет? – переспросил он.
Красивое лицо короля вдруг сделалось необычайно холодным. Маноне было не отвернуться. Жаркий, влажный ветер играл с ее волосами, но черные волосы на голове Дорина даже не шевельнулись. Он загородился. От нее или от всего, что обитало в этих болотах.
– Потому что я был одним из них, – тихо ответил Дорин.
Манона ждала.
Сапфировые глаза блестели, как две льдинки.
– Я убил своего отца. Разрушил стеклянный замок. Устроил беспощадную чистку своего двора. И если бы, главнокомандующая, Ключи оказались у меня, я бы сделал то же по всему континенту. Может, и на других тоже.
Он выпустил ее руку.
– Почему? – прошептала Манона, чувствуя, как стынет кровь.
Этот неожиданный всплеск ледяного гнева по-настоящему испугал ведьму.
– Потому что она погибла. А пока она жила, мир неутомимо наполнял ее жизнь страхом, страданиями и одиночеством. И даже если все забудут, кем она была, я этого не забуду. Не забуду цвет ее глаз, ее улыбку. И никогда им не прощу, что они отняли ее у меня.
«Слишком хрупкие» – так он сказал о человеческих женщинах. Неудивительно, что его потянуло к ведьме.
Манона не знала, чтó ему ответить, да он и не ждал ответа. И все же она сказала:
– Ты прав.
В его глазах промелькнуло облегчение. Манона молча двинулась дальше.
Рован не ошибся в расчетах: к полудню они достигли места, где находился Замок.
По мнению Аэлины, они и без наблюдений Рована сразу бы заметили это место: лабиринт полузатопленных, накренившихся в разные стороны колонн. Замок наверняка лежал где-то внутри каменного купола в центре древнего храма. Это место не притягивало, а, наоборот, отталкивало от себя все: воду, травы, обитателей. Храм напоминал темное сердце болот. И это сердце билось.
Прежде чем двинуться дальше, все собрались на травянистом островке. Рован вернул себе фэйское обличье. Он ни на шаг не отходил от Аэлины. Она старалась не показывать, что рада его благополучному возвращению.
«А ведь я мучаю их», – вдруг подумала Аэлина о своих спутниках. Всякий раз, когда ей требовалось, она толкала их навстречу опасностям. И почему они ее не одернут, не расскажут то, чего им стоит выполнять ее распоряжения?
– Уж больно здесь тихо, – сказал Рован. – Я проверил своей магией все место, и… ничего.
Эдион вынул из-за спины Меч Оринфа:
– Мы обойдем развалины по периметру, постепенно приближаясь, пока не окажемся внутри. Торопиться не будем.
Лисандра готовилась к очередному превращению в водяную тварь.
– Я проверю, нет ли каких-нибудь сюрпризов в воде. Если услышите двукратный рев, оставайтесь на месте. Однократный короткий рев – все чисто.
Аэлина кивнула. Эдион направился к внешней стене храма. Лисандра тяжело плюхнулась в воду.
Рован подал знак Гарелю и Фенрису. Оба фэйца послушно сменили обличье и побежали вперед: Гарель присоединился к сыну, а Фенрис двинулся в противоположном направлении.
Рован оставался с Аэлиной. Позади них стояли Дорин и ведьма. Все ждали сигнала. Когда воздух прорезал однократный короткий рев Лисандры, Аэлина негромко спросила у Рована:
– А как насчет ловушек? Где хоть одна? Уж как-то слишком все просто.
И в самом деле, ничто и никто не подстерегал их здесь. Никаких угроз, если не считать обломков, гниющих в ямах.
– Скажу тебе, что эта простота меня тоже насторожила, и я все время проверяю и перепроверяю ее.
Аэлина почти ощущала, как Рован проникает в это замершее, давно затаившееся место. Фэйское чутье и столетия воинского опыта приучили его воспринимать мир как поле боя. Рован был готов быстро и беспощадно устранить любую опасность, грозящую ей. Качество, присущее не столько фэйскому мужчине, сколько самому Ровану. Защищать, оберегать и сражаться за тех, кого он любит.
Аэлина поцеловала его в шею. Глаза цвета сосновой хвои чуть потеплели. Рован повернулся к ней.
– Когда мы вернемся в обжитой мир, – сказал он, покрывая поцелуями ее щеки, уши и лоб, – я найду тебе самую лучшую гостиницу, которая существует на этом про́клятом богами континенте… Ты меня слышишь?
Рован поцеловал ее в губы. Один раз. Второй.
– И там будет необыкновенно вкусная еда, оч-чень удобная кровать и большая купель.
Даже среди этих опасных болот Аэлину пьянил его запах, вкус его губ, прикосновение его тела.
– Насколько большая? – спросила Аэлина, не заботясь, что другие могут услышать их разговор.
– Такая, где мы поместимся вдвоем, – не отрываясь от ее губ, ответил Рован.
Обещание взбудоражило ей кровь. Аэлина ответила на его поцелуй.
– Я беззащитна перед такими предложениями. Особенно когда они исходят от такого симпатичного мужчины.
Слово «симпатичный» заставило его нахмуриться и слегка укусить Аэлину за ухо.
– Ты же знаешь, принцесса, я запоминаю сказанное тобой, чтобы потом, когда мы будем одни, отплатить тебе за все удивительные слова, вылетевшие из твоего ротика.
Огонь от его слов добрался даже до ее ступней в промокших сапогах. Но Аэлина, не показывая своего истинного состояния, хлопнула Рована по плечу, наградив дерзким взглядом.
– Я надеюсь, ты заставишь меня просить об этом, – сказала она, направляясь к стене.