Иногда корсарам не удавалось найти повода – или же они вовсе его не искали. Когда французский посол Савари де Брев спросил Джона Уорда (Vert), зачем тот нападал на французские корабли, тот ответил ему: «Такие люди, как я, не очень-то разбираются в договорах, и отказываться от подарков судьбы я не стану… Неодолимая жажда наживы заставляет меня попирать и Божьи заповеди, и мирские законы… Явись даже мой отец из моря – я продал бы и его»[1759]. Нам остается лишь смириться с существованием таких жестокосердых реисов, как Уорд. Вот и другой пример: Хюсейин-реис по прозвищу Меземорта, со временем ставший деем Алжира и капудан-ы дерья османского флота, захватит ливорнский корабль, и французы, бывшие на палубе (примерно двадцать человек) напомнят ему, что их, согласно ахиднаме, нельзя брать в плен. На это реис ответит, что сейчас они вдалеке от Италии с Францией, продовольствия на корабле хватит только на путь к Алжиру, а там он передаст их консулу. Он даже возвратит французам отобранные деньги, чтобы успокоить их; но, доплыв до Алжира, не сдержит слова, и Арвьё не сможет ни на что повлиять. Дей умоет руки, сказав, что французы удерживали в плену восьмерых алжирцев[1760]. Как видно, Меземорта не боялся ни послов, ни консулов. Когда же через девять лет после этого события французский флот нацелит пушки на город, Жан ле Ваше, один из приемников Арвьё, сам очутится в стволе пушки, – и именно Меземорта прикажет направить ее в сторону моря и выстрелить [см. рис. 34].

Рис. 34. Голландская гравюра 1698 года. Французского консула Жана ле Ваше засовывают в ствол пушки, пока французский флот бомбит Алжир в 1683 году. Амстердамский исторический музей, Ян Лёйкен. Пять лет спустя в этот же ствол венецианской пушки, которую алжирцы называли Баба Мерзук (осм. «Сытый отец»), угодит другой французский консул Андре Пиолле. Не так давно алжирское правительство потребовало вернуть эту пушку, увезенную во Францию после 1830 года и установленную возле колонны на верфи Бреста

Мы приближаемся к концу книги, и настало время исследовать отношения между османской столицей и корсарами, о чьих хитрых замыслах мы говорили почти на каждой странице. Верно интерпретировать эти отношения – вот что нам необходимо в первую очередь, если мы хотим в своем исследовании сослаться на документы из османских архивов и исправить минималистскую и анахроничную господствующую парадигму, в рамках которой корсары постоянно расцениваются как должностные лица на службе государства.

Те, кто воспринимает разнообразные группы, интегрированные в структуру империи, как «официальные» расширения в парадигме современной государственности, не понимают той «гибкости», которая поддерживает аграрные империи[1761], и преувеличивают могущество центральных держав. Тем не менее так не раскрыть суть сотрудничества средиземноморских корсаров, напоминающих осман-акынджи, которые вторглись на Балканы в XIV веке, и Османской империи, расположенной в самом центре возникавших альянсов[1762].

Не только общие религиозные и этнические истоки склоняли корсаров, уходящих в Магриб, к союзу со Стамбулом, сколько бы ни убеждала нас в этом историография, принимающая как данность все написанное в первоисточниках. Еще в разделе 1 мы показали, что ни этника, ни религия не играли господствующей роли на средиземноморских рубежах. Впрочем, и сотрудничество не смогло бы долго продлиться, будь оно основано на столь эмоциональных мотивах.

Собственно, в Восточном Средиземноморье Османы стали прибегать к помощи моряков, когда началась война с Венецией (1499–1503). В этой войне реисы Кемаль и Бурак перейдут под командование Баязида II и причинят венецианцам немало бед. В последующие годы именно они от имени османов будут сражаться против родосских рыцарей.

Причем деятельность этих гази не ограничивалась одним Восточным Средиземноморьем. В 1492 году Баязид II, давший обет оберегать мусульман, обяжет Кемаля-реиса вывезти из Андалузии мудехаров, поневоле покидавших родину из-за того, что они даже формально не желали отречься от ислама. В 1505 году магрибцы, впечатленные корсарскими подвигами Кемаля-реиса на Сицилии, отправили в Стамбул посла с прошением к султану направить реиса к ним – помочь в борьбе против испанцев. Вероятнее всего, султан исполнил просьбу, поскольку уже через несколько месяцев Кемаль женился на дочери какого-то тунисского каида[1763] и во главе одиннадцати чектири устроил поход к христианским берегам. На следующее лето реис, вдвое увеличив число кораблей, войдет в столицу империи – должно быть, с триумфом[1764].

Опять-таки можно установить, что в то же самое время западно-средиземноморские моряки поступали на службу к Османам. В мае 1501 года капитан с острова Сакыз (Хиос), взошедший на корабль к Кемалю-реису, чтобы показать ему полученный от бостанджибаши салукондук (lettera di raccomandazione), повстречался с каталонцем по имени Георги. Тот без колебаний добрался до самого Стамбула, нашел Кемаля, и гази привел каталонца прямо к султану, где тому оказали высокую почесть – одели в халат. А по словам другого торговца из Мессины, повстречавшего того же самого христианина, этого яростного корсара по прозвищу Андеро изгнали из Испании, Франции, Венеции и с Родоса; ему только и оставалось, что напоследок попытать свои шансы в Мемалик-и Махрусе[1765].