желчи, что правда из ее уст столь же маловероятно, как если падишах Набелит начнет срать золотом.

Слова звучали резко, с неприкрытым раздражением, и я съеживалась от каждого брошенного слова.

— Но может х-хотя бы поговоришь с Арно? Вдруг ты мог бы…

— Нет, не мог бы, — Лео вздохнул и опустошил бокал. — Дела Веаса меня больше не касаются. Я устал доказывать свою преданность, в которой сомневаются до сих пор несмотря на то, что я все поставил на свою карьеру. Я устал повторять всем и каждому, кому теперь верен, и, если случится какой-то конфликт, я буду стоять на стороне правосудия и закона. Если это единственное, о чем ты хотела поговорить, то вынужден откланяться. Хорошо тебе провести вечер, сестрица.

С этими словами он удалился, не дав мне и слова вставить в свой монолог. Горечь от того, что я обидела Лео, терзала, скручивалась шипастой лозой в тугой узел, не давая продохнуть. Я же знала, что он скажет что-то такое, не сомневалась, что брат не станет просто так помогать. Но никак не могла ожидать, что Лео настолько остро отреагирует на простую просьбу поговорить с человеком, которого когда-то знал.

«А вдруг он и мне когда-то так откажет, если я попрошу помочь?» — промелькнула ужасная мысль, и я тут же отбросила ее, встряхнув головой. Нет, нельзя сомневаться в брате. Нельзя осуждать его за то, что он не жаждет помогать всем и каждому, просто из старого знакомства. А уж тем более тем, кто никогда ни во что не ставил нас, детей Эстебана. Герцога, которого они открыто презирали…

Пока я спускалась по лестнице, я думала лишь о том, насколько разочарованным выглядел брат. Будто бы он решил, что я одна из тех, кто не верит его выбору. И теперь доказать обратное будет так тяжело…

Кажется, я моргнула, как над залом разнесся призывающий зов труб. Все будто бы знали, что это значит, и как по мановению руки, смолкло все — и разговоры, и музыка. Герольд, появившийся на одном из ярусов, громко и четко начал объявление, и его голос многократно усиливался, отталкиваясь от мраморных стен:

— Вниманию наших благородных гостей хотят предстать верные слуги народа Империи — девять высших канцлеров Триумвирата и Его Святейшество Император.

Казалось, присутствующие забыли, как дышать. Кто-то преклонял колени, склонял голову, кто-то просто падал ниц, не заботясь ни о сохранности наряда, ни о мнении окружающих. Люди нерешительно поднимали головы, и тысячи глаз приковано смотрели на балкон под потолком в нетерпеливом жадном ожидании.

Сначала, казалось, ничего не происходило, но вскоре бесплотные фигуры, что тенями блуждали на полупрозрачном золотом пологе, начали приобретать отчетливые очертания, просачиваясь сквозь ткань как сквозь воду. Девять человек, одетые в бесформенные темные мантии и закрытыми одинаковыми золотыми масками лицами выстроились вдоль балюстрады так, что теперь каждый мог их хорошо видеть. Один из них вздел руки и начал говорить:

— Приветствуем здесь граждан Империи и гостей из дальних краев, наместников и аристократов, гвардейцев и законников, министров и сенаторов…

— Всех тех, кто помогает нам делать нашу великую страну лучше, — продолжил вслед за ним второй. — Тех, без кого Империя, какой мы ее строили все этим года по заветам Имперских Истин, никогда бы не существовала…

Говорили они звонко и будто даже маски совершенно не приглушали их голоса. Так они и продолжили говорить каждый по фразе. Канцлеры благодарили народ Империи за их труд, за соблюдение законов, за чтение традиции и вклад в общее дело.

— Так же, — слово снова перешло к центральному канцлеру, который и начинал этот длинный благодарственный монолог. — Несколько слов хочет выразить и сам Его Святейшество, Император.

Из-под арки появился… Он. Человек, нет, больше, чем человек. Тот, кто всем своим видом олицетворял статность, благородство, снисхождение… Все Имперские Истины разом. Лицо так же скрывала золотая маска, очень скрупулезно повторяющая контуры лица, а увенчивали ее десять исходящих лучей. Мягкий золотой свет позади фигуры очерчивал контуры мантии на его плечах, отчего казалось, что вокруг маски с символом Империи действительно появилось солнечное свечение…

Я поняла, что по щекам текут ручейки слез, а сама я в какой-то момент, незаметно для себя самой, рухнула на колени. Руки сложились в молящем жесте. Впрочем, не я одна пала ниц пред величием Солнца Империи — до меня доносились едва слышимые всхлипы, быстрый шепот, напоминающий молитву, сдавливаемые вздохи.

И как Лео только посмел сказать, что Императора давно никто не видел? Как смел отец ставить под сомнение само существование этого человека? Если перед моими глазами был не Он, то кто же? Кто еще, как защитник нашего государства, отказавшийся даже от своего лица, своей личности, от своего имени ради непредвзятого служению своему народу…

Слезы все текли и текли, пока Император медленно выходил на балкон. Казалось, одно его слово, один жест — и весь зал погрузится в необъяснимый, несдерживаемый блаженный экстаз. А вдруг это только мне так повезло? Вдруг действительно его обычно прячут за подставными личинами. Но ведь сейчас показался Он, во всей своей красе и могуществе. И никто и никогда больше не удостоится такой великой чести, как находиться с Ним в одном помещении, быть так близко к Нему, видеть своими собственными глазами…

Один из канцлеров склонился рядом с Императором, а затем так же громко, как и раньше произнес:

— От лица нашего милостивого правителя я буду нести его слова и волю всем вам, ибо мы — глашатаи воли Его. Его Святейшество выражает глубокую благодарность всем жителям нашей страны. Выражает благодарность за то, что все эти четыреста зим народы в едином порыве строили наше государство, каждый делал существенный вклад, благодаря которому сейчас страна стала процветающим раем для всех и каждого. Что и впредь будет делать все для сохранения мира, нести справедливость для всех и каждого…

Он говорил и говорил, то и дело прерываясь, чтобы повторить сокровенно прошептанные ему на ухо слова. Но я не вслушивалась. Странный туман в голове затмевал все мысли, все чувства, все ощущения. Глаза слезились от того, что я почти не моргала, пока взгляд мой был прикованы к балкону и людям, что возвышались над толпой…

С той же внезапностью, что и началось это публичное выступление, так же внезапно оно и закончилось. Канцлеры склонили голову в благодарности, а затем, подобно небесным телам, окружающим звездное светило, скрылись под пологом арки вместе с Императором.

Оцепенение прошло не сразу. Зал взорвался рукоплесканием и радостными возгласами и еще