А ведь вполне могло быть иначе – и тянуться, и тянуться, и мотать, и опозорить, и разорить, под всеобщее ликование.

Телеграмма нам: «Судья выкинул иск Карлайлов из суда» – была большой радостью, просто камень спал, девять месяцев давил.

______________

Но безсудебный перерыв продлился недолго.

Неутомимый Жорес Медведев, после неудачи его попытки судиться со мной от имени Якубовича, – в октябре 1981 предпринял новую попытку: тоже по поводу примечания о нём в английском издании «Телёнка». При выходе его – Жорес снёс всё там написанное: и что он, за годы на Западе, выражал разнообразно поддержку советской политики, и даже что он находил извинения для насильственной психиатрии (и сам же её жертва), – не оспаривает всё это и теперь, а вот к чему прицепился: к замечанию, что в книге своей он напечатал рисованный план, как пройти к моей московской квартире (беззащитной для провокаций, и с малышами). – Так ныне он писал письмо в издательство «Коллинз», что такого плана не было в его книге и он может теперь подать на меня в суд (ещё пока обдумывает, не подаёт). Издательство «Коллинз» сразу размякло, сразу кинулось извиняться, что оно не отвечает за это примечание и предполагает не перепечатывать его больше. С опозданием дошла переписка до меня. – Что за чертовщина? Мы же видели эту книгу с планом – и возмущались, и из Москвы по левой писали Жоресу в Лондон, – и вдруг никакого плана не было? Жорес объясняет теперь издательству, что пригласительный билет на московскую нобелевскую церемонию был сфотографирован только для самого раннего издания его книги, в малом числе, – но не с той стороны, где план, а плана – вообще не было там.

Не знаешь нужды: зачем бы мы его книгу везли из Москвы? Там она где-то и затерялась. А где теперь взять? Ищем. В позднем издании – вообще никакого пригласительного билета. По заказу находят нам раннее издание, «самое первое», – действительно, Жорес прав: пригласительный билет, но не с той стороны, где план. Да что ж, у нас очи повылазили? Мы же видели, оба с Алей! мы же писали ему протест.

Но, к счастью, наш друг и доброжелатель Алёша Климов, интересуясь всем, что меня касается, когда-то купил самое наипервое издание, а потом подарил его Майклу Николсону в Англию. Теперь телефонирует ему туда – посмотреть. У-у-уф. Конечно всё на месте, с планом.

Значит, Жорес в 1973 по нашему протесту из Москвы молниеносно сменил тираж – и теперь, уверенный, что раннего издания не сохранилось, брал нас на арапа. Но так как уверен не совсем, то не сразу в суд, а пока – угроза, проверить.

Николсон послал ксерокопию плана напуганному «Коллинзу» для предъявления плуту.

Замолчал Жорес пока. (Да сейчас он подал в суд на Буковского.) Впрочем, нельзя быть уверенным, что вовсе отказался. Ещё что-нибудь выкинет.

Но и на том не кончаются наши судебные передряги. Уже с конца 1978 потянулся слух из Парижа, что в «Имку» зачастил недосуженный ею когда-то Флегон, ведёт расспросы сотрудников и даже не скрывает, что хочет писать разгромную книгу о Солженицыне и об «Имке». Осенью 1979 Флегон и мне прислал о том наглое письмо. Добивался, собственник ли я «Имки» или держатель акций, и страдаю ли я от паранойи, и лечусь ли, и называл меня профессиональным лжецом, – уже этим письмом надирался на суд, по-западному этого достаточно для суда. Я оставил без внимания.

Весной 1981 из разных русских библиотек и магазинов, с разных концов Земли, даже из Бразилии и Австралии, стали мне переправлять рассылаемую Флегоном рекламку, на английском и русском языках, его опуса «Вокруг Солженицына» – «литературной бомбы», в которую заодно Флегон включает запрещённые стихи русского прошлого, как его издательство уже напечатало «Луку Мудищева» Баркова. Скоро эта бомба «станет библиографической редкостью и будет продаваться по цене превышающей». Затем из Парижа Никита Струве прислал мне и сам флегоновский двухтомник.

Читать эту книгу? – да с первого же перелиста видно, что Флегон резко сорвался, – сорвался уже в одних фотомонтажах и рисунках. Несколько раз я представлен в виде православных ликов – то под Христа Спасителя; то – святой с крыльями; то – Георгий Победоносец, – и всюду, глумливо, кресты, кресты в изобилии, и традиционное обрамление православных икон. Ненависть к православию у Флегона – бесовски безудержная. И – вообще к исторической России: десятки и десятки карикатур или изображений той отвратительной страны, но за прошлые века, прежде большевиков. И ещё я – в генеральской форме, под царской короной. И вперемежку с тем – монтажи меня же с голыми женщинами, и сам я – рожаю, а вот – в виде проститутки, а вот – вмонтированы мои фотографии в разное порнографическое окружение ещё несколько раз, – порнография, видимо, главная страсть и слабость Флегона, в которой он удержу совсем не знает, в ущерб себе же. Нецензурщиной, прямым матом, похабными стихами усеяны десятки и десятки его страниц, куда ни глянь. И без чтения видно: это настолько разнузданно, что по любому монтажу можно подавать на Флегона в суд.

Но книга уж настолько ниже всяких требований простого приличия, что сама оттолкнёт читателей, кроме самых заядлых моих врагов, – вступать с нею в спор было бы непристойно. Такая грязь – и лучшее свидетельство распущенности до безграничья «свободной» печати. Именно такими помоями и должна была она в конце концов отозваться[323]. (Кстати, книга Флегона вопреки всем издательским законам не содержит никаких выходных данных, и адрес липовый.)

Но на что рассчитывает Флегон? Не может же он думать, что устоит в суде. Значит – хочет суда как рекламы для своей книги. Судебный запрет на книгу? Вот тогда она и начнёт ходить. Материальные потери? – Флегону не страшны, за его спиной, видимо, большие денежные средства.

Так не дождётся он суда со мной.

Да не просто хочет он суда – он страстно жаждет его, он только и живёт в судебной атмосфере. Он уже судился, судился многократно, вокруг моих только книг несколько раз, когда пиратствовал. Он судился и с Максом Хэйвордом из Оксфорда, и с покойным Львом Раром из «Посева», за статью о своих пиратских изданиях. Он судился с журналом «Прайвит Ай» – доказать, что не связан с Луи, – а нет сомнения, что связан: Луи и привёз ему приглаженную в ГБ рукопись Светланы Аллилуевой для опережающего издания, сбить спрос на подлинную, из того вытекло и судебное дело Флегона с Аллилуевой. И ещё с другими издательствами Флегон судился. И частенько выигрывал. А если проигрывал – то объявлял себя банкротом, и почему-то, по английской системе, это всегда безболезненно сходило ему с рук.