Но вернемся к перепахавшей всю душу битве с суперкомпьютером, которая длится 22 страницы. Между волнующими сообщениями о том, как компьютер взвыл (с. 203), взревел (с. 207) и вспылил (с. 207), а потом не принял, не переварил, не съел, не сожрал, не скушал, не схавал (речь все про ту же температуру минус 41°), весь израненный, но довольный Мцыри-Суворов™ успевает разместить несколько замечаний по существу. Довольно однотипных.

«…Товарищ Сталин поставил Красной Армии невыполнимую задачу — прорвать “Линию Маннергейма” на Карельском перешейке. КРАСНАЯ АРМИЯ НЕВЫПОЛНИМУЮ ЗАДАЧУ ВЫПОЛНИЛА» (с. 204).

«Ни одна армия мира при минус 41 наступательных операций не вела. И никто не смеет смеяться над моей армией. Сами попробуйте. Тогда смейтесь» (там же).

«Так вот, при минус сорока и ниже способна наступать только моя армия. Только она способна творить чудеса, творить то, что невозможно» (с. 206).

«Красная Армия в Финляндии доказала, что она может выполнить любую задачу. Даже невыполнимую. Дважды невыполнимую. Трижды и четырежды невыполнимую» (с. 213).

Качественная слабость аргументации гомилетически, в сталинском стиле, компенсируется многократностью повтора.

Впрочем, перемена отношения к финской войне у Суворова™ связана не только с духовной победой над заносчивым британским компьютером. Еще он провел натурный эксперимент. Попробовал провести ночь в зимнем лесу (правда, не финском, а норвежском, где якобы катался на лыжах) и на личном примере доказал, что в это время на Севере холодно: «Водка в бутылке прозрачность начала терять, белая, как молоко. Буханка хлеба стала звонкой, как сосновый ствол. С тушенкой тоже что-то нехорошее приключилось… Дошло до минус 39… Дышать становится невозможно… Короче, до рассвета, а он тут поздний, не дотянул. Каюсь»[234].

Здесь опять просится перерывчик небольшой — согреться. На специализированном сайте www.winterwar.com представлена сводка о реальных температурах и высоте снежного покрова на тогдашнем театре военных действий. Минимальные среднесуточные температуры в самой холодной точке (Viipuri, то есть Выборг) в самое холодное время той зимы были зафиксированы в течение пяти дней между 16 и 20 января 1940 г. и составляли минус 27° по Цельсию. В остальное время и в других пунктах минимальные среднемесячные температуры колебались от -8,5° (Kajaani, декабрь 1939-го) до -16,3° (там же, март 1940-го). В Хельсинки средняя температура декабря (самый благоприятный месяц) была -4,4°, а февраля (самый холодный) — минус 13,7°. В том же Выборге от -8,3° в декабре до -15,6° в январе. (Чтобы не было путаницы: одно дело температура за пять самых холодных суток и другое — средняя за месяц в целом.)

Слов нет — очень холодно. Воевать в таких условиях не приведи Господь. Однако выть и реветь компьютеру повода нет: все-таки Земля, а не космос. Скорее, повод тихонько подвывать обнаруживается у Суворова™, который вместо доброкачественного анализа гонит чистой воды героический эпос для пенсионеров: сеча велика бысть; реки три дни кровию текаху; компьютер аки бестие вый… Меж тем на сайте помещена скромная сноска (перевожу на русский): «Очень холодный период, которым прославилась Зимняя война, имел место в середине января, когда Красная Армия не вела заметных наступательных действий».

В свете этого суховатого замечания надрывные сообщения Суворова™ (с цифрами и фактами в руках, как же иначе), что при минус сорока и ниже способна наступать только моя (его!) армия, несколько теряют в убедительности. Во-первых, фоновых -41° не было вообще; во-вторых, «заметных наступательных действий» Красная армия не вела даже при вдвое более мягких температурах (и совершенно правильно делала). Но правдивому Суворову™ совесть не позволяет ввести в электронные мозги хотя бы -25°. Или -41°, или никак. Русские не сдаются!

Обычная история: чуть копнул — и сразу видно, что за дешевым пафосом прячется дешевое вранье. (Советское — значит отличное, оптовикам и постоянным партнерам по франшизе скидка.)

Что касается высоты снежного покрова, то максимальные для региона отметки той зимой зафиксированы в Oulu (на берегу Ботнического залива, куда советские войска стремились, но не добрались): 86 см между 29 февраля и 5 марта 1940 г. В декабре в этой самой снежной точке снега было 20 см, в январе 50, в феврале 80. Для сравнения: в районе Хельсинки от 14 см в декабре 1939 г. до 36–47 см в марте 1940-го. Много, конечно. Страшно тяжело. Но не полтора метра, а в три раза меньше. А в первой половине зимы, когда разворачивались основные события, меньше минимум в пять раз…

Страстный напор «Последней республики»: «Пусть попробуют атаковать, когда снег — по самые уши. Если не получается, пусть найдут другое место и попробуют атаковать там, где снег не по шею, а только по грудь. Или даже по пояс»[235] — на фоне скромной сводки погоды опять выглядит несколько избыточным. Специфика жанра! Нечто похожее про глубину снежного покрова было у воевавшего в России мужественного барона Мюнхгаузена. Сам же литературный стиль Суворова™ эмоциональной насыщенностью отчасти напоминает речи политрука Клочкова, выдуманные ответсекретарем «Красной Звезды» А. Кривицким. Мастерство не пропьешь: эстафета советской пропаганды на марше.

Кажется, куда проще. Если хочешь понять и честно рассказать другим, каково было нашим (да и финнам тоже) воевать той зимой, — потрать день-другой, подними метеосводки. Л-Суворов, пытаясь переосмыслить роль и приоритеты Сталина, примерно так и стремился поступать. Но у Суворова™ задача иная: вместо поиска фактов нести кромешную пургу, размазывая скупые мужские слезы по играющим на скулах желвакам. На профессиональном сленге это называется «подмена повестки». Автору требуется доказать, что после коллективизации, индустриализации и великого очищения кадров в 1937–1938 гг. тов. Сталин, тов. Ворошилов, Красная армия, ее командный состав и весь СССР в целом были как никогда сильны и готовы к бою. Но вместо доказательств он предлагает читателю марсианские хроники про минус 41°, снег до ушей, воющий компьютер и т. п. А заодно про зубоскалов, которые, мол, насмехаются над Россией.

Если и насмехаются, то не над русским солдатом, а над совковыми акынами с шарманкой и надувным компьютером. А также над их стратегическими боссами, сначала рисующими для народа победные перспективы и повелевающими провернуть операцию по освобождению финского пролетариата за две недели, а потом кладущими этот народ в мерзлую финскую землю без счета и меры. Не говоря уж про совесть, которой у них то ли отродясь не было, то ли начисто отшибло в процессе классовой борьбы. Начальник артиллерии РККА Н. Воронов пишет в воспоминаниях, что перед финской войной два замнаркома обороны — Г.И. Кулик и Л.З. Мехлис — с шутками-прибаутками поставили перед ним задачу обеспечить необходимый объем боеприпасов из расчета на быструю наступательную кампанию продолжительностью не более 10–12 дней[236].