А вторая «Баядерка» – наша со Степаненко. Сигл опять написал рецензию, но на этот раз восторженную, что «грузин восстановил честь Большого театра», что «кордебалет и все солисты танцевали совсем по-другому».

Войдя в состояние профессионального азарта, Сигл решил пойти и на третью «Баядерку» с Филиным и Антоничевой. Но, поскольку Степаненко надо было срочно возвращаться в Москву, вместо объявленного состава, Сигл снова попал на нас с Галей и Машей Александровой в партии Гамзатти. Мы его, видимо, настолько впечатлили, что он не поленился написать новую восторженную статью, что мы «повторили свой вчерашний успех», «труппа прекрасно работает», «это потрясающе» и тому подобное. А в конце сообщал читателям, что «завтра я обязательно пойду посмотреть четвертую „Баядерку“ с новым составом!». За его рецензиями, как за финалом в бейсболе, следило все население побережья. Как и обещал, Сигл пришел на четвертую «Баядерку». На следующий день вышла его заключительная статья с резюме: «После Цискаридзе смотреть больше ни на кого не надо!» Нетрудно догадаться, как за меня «радовались» мои «сотоварищи»-премьеры и их партнерши.

Мне очень понравился этот респектабельный, теплый город с хорошими ресторанами. Благодаря своим друзьям, которые живут в самых разных уголках США, я практически не ночевал у себя в отеле. Ни с кем в труппе особенно не общался, справедливо полагая, что это лучший способ сохранять душевное равновесие; пребывал вне разговоров и интриг, которые, как обычно, будоражили труппу. После спектакля я садился в машину и уезжал. Мне показали все, что возможно было увидеть в этой части США: Голливуд, местные музеи, Национальный парк Калифорнии.

Миннеаполис, где мы оказались следом за Коста-Месе, встретил нас морозом минус тридцать. Это север США, штат Миннесота. Из-за того, что там очень холодно, здания города соединяются между собой тоннелями и переходами. Можно, не одеваясь в теплую одежду, весь город пройти и ни разу не выйти на улицу.

В Миннеаполисе у нас снова пошли «Щелкунчики». Во время одной репетиции у меня от неудачного приземления после прыжка «вылетел» сустав на одном из пальцев ноги. Чтобы сустав «встал» на место, требовалось сделать всего лишь укол новокаина, но этого элементарного препарата у наших докторов не оказалось. Пришлось ехать в местную клинику. К счастью, у меня была страховка. И началась медицина по-американски!

В госпитале меня тут же положили на каталку. Только лежать. Я почувствовал, что дело – труба. Меня куда-то повезли, потом измерили температуру, взяли анализ крови, мочи – всего, что можно было извлечь из моего организма, помяли живот, заглянули через горло в желудок… Я пытался интеллигентно вразумить медперсонал, то и дело повторяя: «Пожалуйста, мне нужен укол новокаина!» Никакой реакции, кроме вежливого «смайл».

Наконец на втором часу осмотра дело дошло до ноги, сделали рентген стопы. Врач стал меня уверять, что новокаин делать не надо, у меня и так все «ok». Из последних сил я пытался им втолковать: «Я не могу встать на ногу, я артист балета, я не могу надеть балетную туфлю, мне больно!» «Этого не может быть», – доброжелательно глядя мне в глаза, ласково, как сумасшедшему, отвечали мне. Я понял, что надо применять тяжелую артиллерию, иначе меня сейчас просто выпроводят под белы руки, и, глубоко вдохнув, сказал твердым голосом: «Повторяю… еще… раз… мне… нужен… новокаин». Моя переводчица старательно передала это пожелание. Я видел, они и так поняли, ЧТО я им хотел сказать. В итоге, после двух часов уговоров и препирательств, с меня взяли подписку, что, если я умру, они не виноваты.

Укол новокаина наконец-то был сделан. Прямо на глазах американских эскулапов я с силой дернул за свой больной палец. От этой экзекуции они едва не попадали в обморок. Что взять с этих русских варваров?! Но мой палец тут же встал на место. Я был в форме. Спрыгнув с ненавистной каталки на пол и пошевелив пальцами ноги, я радостно вскрикнул: «Ой! Всё в порядке, хорошо. Мне не больно!»

Счастливый до невозможности, я готов был рысью бежать из этого госпиталя. Какое там! Меня вновь уложили на каталку и куда-то опять повезли. Слава богу, привезли к регистрации, где я под изумленные взгляды персонала вскочил как угорелый и, подхватив переводчицу, бросился на выход.

Последним пунктом этих гастролей был Вашингтон со «Щелкунчиками» под католическое Рождество. Чтобы избежать очередного скандала из-за букетов, я строго предупредил всех знакомых – никаких цветов. Но это же Штаты, обязательно нужен скандал. Теперь всех интересовало только одно – Цискаридзе, брюнет, красится в блондина на «Щелкунчике» и всю труппу Bolshoi Ballet заставляет проделывать то же самое!

В Штатах мне уже доставалось: за католический крест на груди в «Жизели», за букеты цветов, на этот раз мне досталось за перекрашенные волосы, которые придумал Сулико Вирсаладзе в 1966 году. Я с радостью улетел в милую сердцу Европу.

В Милане, в La Scala, 19 декабря должен был состояться гала памяти Р. Нуреева. Это было историческое событие. Впервые более чем за двести с лишним лет существования этого театра там шел балетный концерт. Для оперного мира это была сцена № 1, с точки зрения балета – труппа La Scala никогда не входила и сегодня не входит в топ-лист великих театров.

Фредерик Оливьери, прежде танцовщик Парижской оперы, ко мне очень хорошо относился и пригласил участвовать в этом концерте. Планировалось, что с К. Фраччи я станцую «Видение Розы». Но в какой-то момент программу поменяли, меня попросили исполнить «Жизель».

Выбор партнерши был за мной. Недавно при встрече Оливьери мне сказал: «Николя, каким ты был провидцем, когда привез к нам Светлану Захарову, теперь она здесь прима-балерина. А все ты со своим упрямством! Помнишь, сколько мы с тобой переписывались, сколько раз на мои предложения по партнершам ты говорил „нет“. Как же я сердился на тебя! Захарову ему подавай – и всё тут!»

Я действительно отклонил все его кандидатуры, настоял, чтобы моей партнершей стала именно Света. Она тогда еще являлась балериной Мариинского театра, в Милане никогда не танцевала. Я ей позвонил, она сказала, что свободна и готова прилететь.

С Захаровой нам много лет не удавалось встать в пару. В La Scala мы встретились с ней как партнеры впервые. Получилось, что наша первая совместная репетиция – сразу оркестровый прогон. Вышли на сцену. У нас не получилось ничего! Мы пребывали в шоке друг от друга. В дуэте мы оказались не «инь» и «ян» – а два «инь» или два «ян». Завалив все что можно, мы пошли в репетиционный зал и стали потихоньку разбираться с pas de deux.

Гала был сделан очень качественно, для каждого номера предназначалась своя декорация. Не знаю, каким образом