class="p">«Двусмысленность второстепенных деталей…»

Двусмысленность второстепенных деталей

Летучие сумерки, ясность звезды.

Когда-то мы здесь проходили, блуждали,

Но ветер замел на дорогах следы.

Какие-то ветки, сосновые шишки —

На ощупь песок сыроват и упруг.

Но все это, в общем, осечки, ошибки,

Какие-то странные вещи, мой друг…

«Ходить воспрещается» – значит, не надо?

А вот мы пройдем, ни на что не смотря.

Какое убожество райского сада

Под небом безжалостного ноября!

1956

«Закатный свет и тающего снега…»

Закатный свет и тающего снега

Прозрачный отблеск на лице дрожит.

Синеющее, нежащее небо

Тускнеет. Значит, скоро заснежит.

Идешь тропинкой. Тихо и бездумно.

Ужель опять в морозное стекло

Ударит веткой ветер многошумный

И утром скажешь: снова замело!

Но даже в этом тусклом повечерье

Весть о ином, какой-то тайный знак —

И в жизни есть не только лишь потери,

Не только суеверие и мрак!

«В Петербурге, давным-давно…»

Леониду Страховскому[100]

В Петербурге, давным-давно…

Для чего ты о прежнем бредишь?

Все равно туда не поедешь,

А куда? Не все ли равно?

Все равно… По-осеннему колкий,

Ветер рвется в пустые сады.

Небо точно из мутной слюды.

Бродят улицей люди без толку.

Рано я закрываю окно.

Скоро ночь. О, как долго длится!

Возникают какие-то лица,

Все мерещится и все снится.

В Петербурге… Давным-давно…

«Порой такая бешеная зависть…»

Порой такая бешеная зависть

К тому, что не было, не свершено…

И снова ветер осени гнусавит,

И в грязных каплях темное окно.

Но разве было? Было ли иначе?

Поверь, мой друг… Какая темнота,

Как этот ветер неуемно плачет,

И жизнь уже бессмысленно-пуста.

Пожары, бедствия… Но все проходит,

Проходит безвозвратно. Тянет глушь.

О чем писать? О счастье? О свободе?

И о родстве каких-то верных душ?

Но в океане звезд, в глухих просторах,

Где холод, безнадежность и туман, —

Слова, слова… И поздние укоры,

И в правду превратившийся обман.

1963

«Та тень живет. И нет уже спасенья…»

Та тень живет. И нет уже спасенья.

Я память уничтожить не смогу,

До самого из мертвых воскресенья,

Ненужное я крепко берегу.

А, может быть, тринадцатого года

Походку легкую и вздох любви,

И невскую дождливую погоду.

Но лучше ты уйди и не зови…

За память не зацепишься, не надо —

Война, вагоны и далекий путь.

Скажи мне, в чем единая отрада,

Чем может сердце сладостно вздохнуть?

1964

Снег

Не к добру, видно, выпал снег,

На снегу виден талый след.

Там готический встал собор,

Незамеченный до сих пор.

Мне бы счастья хоть пару крох.

Ишь чего захотел, смотри!

Там за снегом черта зари,

Будто кто-то там кровь разлил

Или банку красных чернил.

Там готический встал собор.

За собором грязный забор,

А на нем вороны сидят

И насмешливо мне галдят:

«Было счастье здесь, но давно,

Испарилось уже оно,

Как растаявший этот след,

Как никчемно выпавший снег»…

1967

«И поздний дождь над миром, как тогда…»

И поздний дождь над миром, как тогда,

И все такое жалкое, и злое.

Поет, бормочет за окном вода

О нежном, о пленительном покое.

И дождь ночной, как прежде, как тогда,

И дом плывет в безвестные пустыни.

В разрыве туч холодная звезда —

Такой же свет мучительный и синий.

Русский лес. И русские птицы.

Это может только присниться.

И благовест дальний над вечерней рекой.

Монастырь. И вечный покой.

Время бежит, скользит по реке.

Детский след на влажном песке.

И может быть счастье. Но нет его.

Божество? Торжество? Колдовство?

Русское поле. Все русское снова —

На камне холодном мертвое слово.

«Белая матроска. Синие глаза…»

Белая матроска. Синие глаза.

Высоко, над лесом, дальняя гроза

Говорит о чем-то древняя река,

А в моих ладонях смуглая рука.

Горько пахнет ночью вялая трава.

Золотые кудри. Тихие слова

Все о чем-то тайном.

Может быть, о том,

Что за знойным ветром

будет дождь и гром,

Что над нами грянет гневная гроза,

И потухнут завтра синие глаза.

Ненужный свет залег давно и

месяц просится, ныряя

В подслеповатое окно

Полузабытого сарая.

Там не лежит уже никто,

Соломы клок остыл и высох.

и только ветхое пальто

Шевелят, пробегая, крысы.

Проходит мимо и свистит

Неумудренный обыватель.

Он должен ровно к десяти

Улечься дома, на кровати.

Кому сказать и чем помочь?

Уткнувшись головой в подушку,

Он слышит, как колотит ночь

В сторожевую колотушку.

и мир, лежащий в тишине,

Никто, ничто не потревожит.

Лишь отраженный там, в окне,

Холодный месяц корчит рожи.

«Кажется, что вечность в этом шуме…»

Кажется, что вечность в этом шуме

Листьев, никнущих к траве сырой.

С каждым днем всё тише, всё угрюмей

Под ущербной каменной луной.

Ночь длиннее. Может, это вечность?

Я