– Не слепой. И оба понимают, что речь идет о таборе голодающих, мимо которого рота проходила.

– Наделали делов, – скажет первый. И опять оба понимают, что укор обращен к тем, кто крушит крестьянское хозяйство и вызвал этот страшный голод

– Политрук говорит, что партия и правительство помогут, – подумав скажет другой. Оба с сомнением покачают головами.

– Мертвому компресс к заднице приложат, – скажет первый. И столько в этом невинном замечании обиды, что оба надолго замолкнут.

– А что делать? – спросит второй.

Первый сорвет былинку и долго мнет ее в зубах. Потом выплюнет и скажет – А я откуда знаю?

Поднимутся они и уйдут – сумрачные, полные сомнений – воины Красной армии.

Начало маневров откладывалось, и было предписано проводить полевые учения. Неожиданно вспыхнул интерес к этим учениям. С утра отправлялись роты в леса, степи, на берега рек. Вслед за ними тянулись полевые кухни, дымящие на ходу трубами. А за кухнями валили толпы голодающих детей, женщин, мужчин. Доползет кухня до назначенного ей места, а там рота уже поджидает. Подходят голодающие. Командиры и политруки стараются подальше отойти. Человеческое и им не чуждо. Кашевар разливает суп по котелкам, но котелки сразу же из солдатских рук переходят в детские грязные и жадные лапки. Солдатскими ложками орудуют бородатые и голодные мужики, торопятся за ними женщины. Какой-нибудь из бородачей скажет: «Армия-то народная и должна она народ кормить, раз беда такая». Кашевар доходит черпаком до дна. Конец. Быстро расползается толпа в стороны. Возвращаются командиры и политруки.

– Как обед – спросит командир роты и печальная усмешка скользнет по его лицу.

– На ять, товарищ комроты.

– На все сто

На разные лады дружно хвалят обед, а у большинства-то и пыль с губ супом не смыта. Кашевар, тоже довольный, гонит свою четвероногую тягловую силу к дороге, и пустая кухня грохочет черпаками, ложками и пустой посудиной

Вечером роты возвращаются. Бойцы от усталости и голода еле переступают ногами по пыли. Командир полка встречает роты и подзывает к себе командиров.

– Задание выполнено… За время учения, никаких происшествий не случилось, – рапортуют те

– Почему бойцы так утомлены? – спрашивает комполка. Но это только ритуал, так как он ведь знает, почему утомлены. И так же по ритуалу ответят командиры рот и взводов.

– Жарко было… Переход большой. Надо бы усиленный ужин бойцам.

Комполка в крик ударится:

– Что вы, хотите меня под суд загнать? И так во всем перерасход.

Но вызовет своего помощника по хозяйству:

– Надо было бы ужин покрепче устроить. Утомлены очень бойцы, – скажет он. Хозяйственник с тоской станет возражать, но командир полка понизит голос:

– Павел Ильич, ведь ты понимаешь!

И Павел Ильич направится в каптерку, и кашевары по его приказу разожгут дополнительные кухни, бросят в котлы куски мяса, засыплют крупу.

Однажды был объявлен приказ: дивизия, к которой принадлежал Иваново-Вознесенский полк, отправляется в Ковровский лагерь. Маневры отменены.

К железной дороге, на погрузку, прибыли вечером. Грузились на маленькой станции. Забравшись в теплушки, растягивались на полу и быстро засыпали. Солдату бессонница уставом не предписана.

Ночью наш эшелон затарахтел колесами и тронулся в путь. Через полчаса вдруг резко затормозил. Разбуженный толчком и в душе кляня машиниста, я выглянул в дверь. Невдалеке занимались огнем воинские склады, с которых снабжалась наша дивизия и еще две других. Вдоль эшелона забегали люди. Приказ: «Второй роте построиться».

Мы ускоренным шагом приближались к горящим складам. Еще не доходя до них, услышали крики и вопль людей. Звучали редкие пистолетные выстрелы.

Мимо нас в ночной тьме люди волокли за собой тележки, нагруженные ящиками, мешками, бочками. При нашем приближении они останавливались, но видя, что мы проходим, трогались дальше.

У складов бушевала толпа. Крестьяне окружающих сел и обитатели голодных таборов. Подбегали всё новые люди. Они рвались в склады. Через окна летели мешки с сахаром, мукой, катились бочки с рыбой и маслом. Маленький взлохмаченный военный бегал вдоль сараев и стрелял вверх из пистолета. Несколько бойцов, охранявших склад, пытались удержать толпу, но пока они заграждали один вход, люди вливались в другой.

Завидев роту, маленький и лохматый, с пистолетом в руке, подбежал к нам с криком:

– Спасайте военное имущество. Роту привел Пилипенко. Он послушно приложил руку к своей вихрастой голове и почему-то с радостью крикнул:

– Есть, спасать имущество.

По его приказу, мы составили винтовки в козлы и ринулись в склад, еще только загорающийся. Вместе с бородатыми мужиками и истерически кричащими женщинами, мы выбрасывали через окна мешки, ящики, бочки. Только когда стало в складе нетерпимо жарко и языки пламени прорвались через потолок, мы покинули его.

Ничего спасенного нами от огня уже не было. Люди уволокли в свои села. По дорогам, ведущим от склада, двигались толпы. Уносили на плечах, в подолах платьев, увозили на телегах, санках и в колясках продовольствие.

Я с удивлением оглянулся вокруг. Тут оказался весь наш полк, да и из других полков много бойцов. Кое-как соорудив носилки, мы положили на них обгорелые останки двух наших товарищей и, походной колонной, двинулись к железной дороге. Вид у нас был довольно страшный. Какая-то старуха, отставшая от своих, при нашем приближении торопливо закрестилась и с неожиданной прытью скрылась в кустах. У бойцов в глазах появилось какое-то новое выражение – радостное и смелое, даже дерзкое. Словно впервые мы почувствовали нашу слитность и с радостью подчинились приказам общей для нас, всех, неразделимой солдатской души.

– Запевай! – крикнул Пилипенко, потерявший в огне свой чуб и брови.

– Только веселее, – откликнулся командир роты, оказавшийся здесь же и теперь несущий забинтованную руку на перевязи. Каким-то образом прибился к нам кашевар Полуектов, тот самый, которому бойцы невидные места кипящим супом ошпарили. Славился он на весь полк своим веселым голосом, и лучшего запевалы, по общему убеждению, в мире не могло быть. Его круглое, покрытое сажей и потом лицо было веселым и беззаботным.

Когда раздалась команда запевать, Полуектов крикнул:

– Я буду запевать!

Послышался смех и чей-то голос прогудел из задних рядов:

– Да куда тебе? Ошпарили тебя, как того борова.

– Об чем разговор? – изумился Полуектов. – Они же мне не горло ошпарили, а много ниже. Звонким своим голосом кашевар затянул:

Город спит привычкой барской,

А горнист, горнист трубит подъем…

В положенном месте полторы сотни солдатских голосов дружно подхватили:

Вознесенский полк бывалый,

Удалых бойцов стране кует.

Всегда готовых в бой кровавый

За трудящийся народ!

На этот раз песня звучала в