полный голос, подтверждая, что правы были те, которые называли Иваново-Вознесенский Пролетарский полком завзятых горлопанов.

Через две недели, когда были мы уже в Ковровском лагере, пришел приказ: меня требовали в Москву. Командир полка был смущен: он не знал, что в его полку один из солдат второй роты – военный корреспондент, которого телеграммой вызывает в Москву «сам» Гамарник. Я понимал комполка. Видел ведь я не только то, что мне показали бы, явись я сюда в роли военного корреспондента, но и многое другое, что обыкновенно не показывается и о чем стараются не говорить.

Впрочем, командир полка напрасно беспокоился. Я ничего не мог написать, а если бы рискнул писать, то восторженно рассказал бы о солдатской душе, которую я и в себе тогда явственно ощутил.

Тер-Погосиан Ричард Саакович

(1911–2005) – поэт

Родился на Кавказе в г. Ганджа. Отец – священник, погиб в советской тюрьме. Мать – Анна Караевна Джанибек, по преданию, потомок хана Золотой Орды. Спасаясь от репрессий семья переехала в Баку, где Ричард, скрыв свое происхождение, закончил Учительский институт.

Во время войны попал в «немецкий страшный черный плен», прошел сначала лагеря военнопленных, потом Ди-Пи. «Жизнь поругана войною / И разбила все мечты», – восклицает Тер-Погосиан в стихотворении «Лира в детстве мне досталась…». «Войной надломлена душа», – признается в миниатюре «В моих стихах нет яда, вроде».

После войны эмигрировал во Францию, оттуда – в США. Жил и умер в Лос-Анджелосе.

Стихи начал писать еще на родине. Однако, опасаясь обысков, уничтожил. Чудом сохранились стихотворения «Навек родной покинул город» (1927) и «Стихи об убийстве царской семьи» (1937).

Видимо, в годы перестройки ему удалось посетить родные места.

Тер-Погисиан – автор 9 сборников стихов. Его первую книжку стихов весьма положительно оценил Ю. Терапиано («Русская мысль», 1961, 18 марта).

Тематика большинства стихотворений поэта – воспоминания о родине. Обращенные к поэтессе Е. Мариновой строки «И Вас не сломили: ни “ОСТ”, ни насилье – / Навек сохранили к отчизне любовь» вполне относимы к самому Тер-Погосиану. Его любимый прием: сопоставление жизни и даже природы Америки с родной землей в пользу последней. «Эх, чужбина, ты чужбина, – / отравила жизнь мою» («Хороши дома-палаты…»). «Нет не могу любить весну чужую», – пишет он в одном стихотворении («Весна не радует меня нисколько…»). В другом рассказывает, что ароматный цветок России, перенесенный на американскую почву, потерял родной запах («Чтобы слышать нежный запах…»). Шаблонные образы русских стихов (васильки, гармошка, черешня, рябина, березы, сирень) под пером Р. Тер-Погосиана приобретают индивидуальную драматическую окрашенность: они навсегда потеряны для лирического героя, существуют только в его памяти.

Стихи поэта вполне традиционны, просты, мелодичны («Бог дал мне горло небольшое / Орать, горланить не могу»). Порой чувствуется влияние Есенина, Апухтина, Надсона. Поэт – мастер метафоры («осень в рыжем колпаке», асфальт под дождем «блестит черным лаком», «сохнет девица-рябина»). Не чужд ему и мягкий юмор («Из всех времен люблю я лето… / Не плохо, правда и зимой»).

Два последних сборника, посвященные памяти отца и жены, значительно уступают предыдущим и содержат преимущественно размышления поэта о смерти и Божьей воле.

Сочинения

Стихи. – Париж, 1960.

Живой ручей. – Мадрид, 1972.

Вдоль межи. – Лос-Анджелес, 1988.

Гербарий. – Лос-Анджелес, 1991.

Вечерний звон. – Лос-Анджелес, 19

Радуга. – Лос-Анджелес, 19

Избранные стихи. – Лос-Анджелес, 2001.

Эпилог второй. – Лос-Анджелес, 2003.

Реквием: Стихи. – Лос-Анджелес, 2005.

Жизнь

От тебя, моя жизнь, нет покоя.

Наказанье на каждом шагу,

А порою бывает такое,

Что и враг не желает врагу.

Все быстрей и быстрей догорая,

Навеваешь щемящую грусть, —

Из далекого ада иль рая

Я на землю назад не вернусь.

Но тебя прожигать не умею.

Поневоле доволен судьбой.

Не ропщу, не грущу, не жалею,

Что живу и воюю с тобой.

«Чтобы слышать нежный запах…»

Чтобы слышать нежный запах

Милого цветка,

Корешок привез на запад

Я издалека.

Посадил его в садочке,

Поливал водой,

Чтоб проснулась жизнь в цветочке

На земле чужой.

Потрудился я не даром,

Корень дал росток.

Загорелся, как пожаром,

Маленький цветок.

Нет обмана никакого,

Те же: рост и цвет.

Только запаха родного

У цветочка нет.

«Мы давно чужие топчем…»

Мы давно чужие топчем

Рубежи.

Не спеша бреду я молча

Вдоль межи.

Как легко шагать без ноши —

Мир да гладь.

Всюду радость, всюду

Божья Благодать.

Ни соринки в небе чистом,

Ни пятна.

От цветов и трав душистых

Степь пьяна.

Сладко снится, знать, землице

Теплый дождь.

Под лучами серебрится

В маках рожь.

Все знакомо, все как дома

Тот же вид:

Почерневшейся соломы

Виден скирд:

Тот же желтый цвет сурепки.

Сорняки

И любимые навеки

Васильки!

Весна

Пришла весна, и с нею грозы,

Земля проснулась ото сна,

Цветут сирень, ромашки, розы,

Весь мир в цвету, кругом весна.

Иду ли полем или садом,

Сижу ли грустно у реки,

Простор степной окину взглядом

Везде синеют васильки.

Везде цветы, и птичьи стаи,

Кругом зеленые кусты.

И под веселый шелест мая

Цветут цветы, цветы, цветы.

«Осень завела свою шарманку…»

Осень завела свою шарманку,

Закрутила невтерпёж,

Обложила небо спозаранку,

Непрерывно хлещет дождь.

Что-ж, мне всё равно! Пусть бесконечно,

Хоть до самой льёт зимы.

Ни родни, и ни друзей сердечных —

Разбрелись по свету мы.

Вновь заныли раны жгучьей болью,

Подступает к горлу ком.

Дождь, как ведьма, шлепает по толю

Над картонным потолком.

«Зима, и снова я в дороге…»

Зима, и снова я в дороге.