Выбежав на улицу, мы втроем долго стояли, задрав головы, глядя на то, как наверху светится разбитое окно Зала Совета и какая суета творится на балконах верхнего этажа. Но это уже было так далеко – и будто давно, и будто не с нами… Завтра все снова будет в порядке, Смаховый лес легко и быстро затягивает раны, и каждый раз оказывается, что у любого тяжелого события можно найти как минимум три хороших последствия – если задаться такой целью. А мы в Шолохе – оптимисты. Задаемся всегда-всегда.

– Пойду в дворцовые конюшни, – сказал Лиссай. – Надо узнать у конюхов, с какой скоростью скачет к-королевский единорог без седока. Это позволит понять, где примерно сейчас находится Сиптах. Я хочу завтра выдвинуться ему навстречу.

– Знаете, ваше высочество, – неожиданно протянул Дахху, – я вдруг понял, что лично я совсем не против, если по какому-то странному стечению обстоятельств следующим королем все же станете вы.

– Типун вам на язык! – отшатнулся Лиссай.

От него во все стороны тотчас брызнули тени Святилища, решившие исподволь заползти на принца, раз он так долго стоит на одном месте. Дахху сильно смутился из-за неудавшегося комплимента, пожал Ищущему руку и отошел к садовому фонтану – хотя бы немного умыться.

– Спасибо вам, Лис. Без вас бы сегодня все могло закончиться иначе, – сказала я принцу. – Ваше иномирное оружие – действительно опасная вещь. Надеюсь, оно нам нескоро еще пригодится.

– Это был последний патрон. А как я говорил в пустыне, я пока не планирую снова отправляться в путешествия. Хочется немного разобраться в теории. И вообще – побыть дома, – он улыбнулся.

В иные моменты улыбка у этого нового Лиссая, конечно, была просто наиопаснейшей. Не смотри, если не хочешь сердечного приступа.

– Так что будем справляться своими силами, – принц задумчиво посмотрел на звездное небо. – Наверное, и в Шолохе новые события не заставят себя ждать.

– Вы сейчас умудрились произнести это с такой надеждой, Лис…

Ищущий серебристо рассмеялся и поцеловал мне руку на прощанье. Мы пожелали друг другу добрых снов.

Легкой поступью, один раз оглянувшись, он пошел в сторону восточной аркады, и тени деревьев, не колеблясь, поплыли за ним.

Лис выглядел так чужеродно на фоне дворца, что никто бы и не подумал, что он принц. Бродяга, гость, путешественник…

Им он, впрочем, и был.

Я провожала Ищущего взглядом до тех пор, пока его силуэт окончательно не растворился в темном лабиринте сада, а потом присоединилась к Дахху у фонтана.

– Кадия лежит в Лазарете при дворце, а Полынь – в Лесном, Пятиречном, – я цокнула языком. – И что нам с этим делать? Разорваться?

– Давай я пойду к господину Внемлющему, а ты – к Кадии, – предложил Дахху.

И, увидев, как удивленно вытянулось мое лицо, совсем не по-дахховски громко расхохотался.

– Нервы, – пояснил друг, утирая выступившую от смеха слезу. – Давай, конечно, сделаем наоборот. Так логичнее.

– А мне уже начинает нравиться твое предложение. Представь, как они поразятся?..

Но все-таки мы сошлись на второй идее.

Целых четыре палаты в Лесном Лазарете были заняты нашими друзьями, которых Лиссай и Дахху выдернули из мертвого города перед тем, как отправиться во дворец.

Одна палата – для нюкты Ринды Шаграух, которая все-таки не захотела быть Стражем Света, когда Рэндом задал ей этот вопрос. Вторая – для Гординиуса Сая. Третья – для Мелисандра, который, будучи в общем и целом здоровым, просто жутко соскучившимся за время плена, мигом из нее сбежал. И четвертая – для Полыни.

Собственно, Мелисандр нашелся именно в ней: он сидел в одном из двух кресел, закинув ноги на прикроватную тумбочку и переставив ночник рядом с собой на подлокотник. Кес читал украденную со знахарского поста газету и сладко позевывал.

Сам Полынь спал на кровати, повернувшись на бок, уткнувшись носом в стену и натянув одеяло так, что ни праха не было видно, кроме его макушки с неизменными колокольчиками.

Приветственно хлопнув по ладони Мелисандра, я плюхнулась во второе, свободное кресло. Мы с Кесом долго болтали. Саусбериец оценил случившееся с ним приключение на десять баллов из десяти.

– А если бы у меня была роль побольше, поставил бы «бесконечность», – подмигнул Мел.

Постепенно он стал зевать все сочнее и протяжнее и наконец, не выдержав, отправился к себе. Я же накрылась пледом, взятым из пухленького комода, и продолжила свой караул.

За приоткрытым окном было видно сад Лазарета и окружающую его рощу деревьев ошши, мягко мерцающих в темноте. Оттуда воровато выбежало несколько крустов, похожих на связки глазастых палочек. Они, пригибаясь к земле, прискакали к лазаретным грядкам с целебными травами и, подло хихихикая и переговариваясь на своем булькающем языке, стали пакостно их раскапывать.

На порог Лазарета вышел целитель в шелковой белой тоге – погулять, посмотреть на луну, прийти в себя посреди ночного дежурства. Увидев это крустово безобразие, он подхватил длинную полу наряда и негодующе побежал спасать грядки. Лешие, вопя и отшвыриваясь шишками, умчались обратно в чащу, откуда еще долго обиженно что-то орали. Как всегда – у нас не город, а одно сплошное веселье!

В какой-то момент я задремала.

А проснулась оттого, что в меня прилетела подушка.

– Привет, – сказал Полынь, чьи глаза посверкивали из-под одеяла в полумраке предрассветной палаты.

– Привет, – улыбнулась я.

– Давно так сидишь?

– Не знаю. Судя по тому, как у меня затекла шея, – несколько часов.

– Затекшая шея!.. – ужаснулся он. – Вот это жертвы, малек.

– Сама в шоке. Как ты?

Ловчий закопошился, прислушиваясь к ощущениям, потом пожал плечами и сладко зевнул.

– Планирую поспать еще, если честно.

– Спи, – миролюбиво разрешила я, выключая забытый светильник.

Из темноты смущенно кашлянули.

– А может, вернешь подушку?

– Пф! И зачем же разбрасываться тем, что тебе еще нужно?

– Для тебя ничего не жалко.

– Тогда не верну!

Но когда я все-таки отнесла ему требуемое, Полынь откатился в угол кровати и похлопал по освободившемуся месту – такому широкому, что там мог без особых сложностей уснуть даже мастер Улиус, не то что я.

– Чтобы шея не затекала.

Сбросив обувь и укутавшись в свой плед, я свернулась в комочек рядом с напарником. Какое-то время мы просто молчали, прислушиваясь к пению ночных птиц за окном. Потом тихо, на грани беззвучия, – как будто нас мог подслушать кто-то, кроме бубнящих крустов, возобновивших свои гнусные делишки, – стали обсуждать случившееся.