– Это грустная история, Варрок…

– Это красивая история, Тинави из Дома Страждущих, – возразил камерар и вернулся к работе.

А в нашем совмещенном тридцать втором дефис тридцать третьем кабинете уже сидел Полынь – как обычно, на своем любимом подоконнике, возле апельсинового дерева. По шкафам разгуливал Плюмик – миниатюрная совушка Полыни, которого Ловчий на целый месяц одалживал своему брату Вереску для путешествия в Кнассию. Увидев меня, Плюмик издал то ли приветственный, то ли боевой клич и зачем-то зарылся в коробку с уликами.

– Хей! – подняв голову, поздоровался его хозяин.

На коленях Ловчий держал папку с документами, в которые что-то вписывал, от старательности высунув язык. Рядом с ним в утреннем свете переливалась великолепная жестяная коробка, разукрашенная птицами и цветами. Она была открыта – внутри, на вощеной бумаге, рядами лежали эклеры. Базиликовые, сырные, черничные, чайные, шоколадные… Хм. Где-то я такие уже видела.

– Хей-хей! Доброе утро! – Я плюхнулась в свое любимое фиолетовое кресло. – Что делаешь?

– Ты не поверишь! – Ловчий хмыкнул: – Оцениваю предложенный мне список сотрудников для спецкоманды.

– Ого! И как там?

– Неплохо! Но я хочу попросить нам другого Свидетеля Смерти.

Полынь с удовольствием потянулся, звеня всеми своими амулетами, с хрустом покрутил головой и как-то весьма коварно мне подмигнул:

– Не могу, понимаешь ли, не представить себе всю эпичность дел, которые с нами будет вести Мелисандр Кес.

– Что?! – я аж подпрыгнула, причем вместе с креслом. – Мела – в Иноземное ведомство?! А разве так можно? Он же чужеземец!

– Как раз Свидетели Смерти могут быть из любой страны. Если, конечно, сдадут лесной экзамен. Посмотрим, справится ли он. И согласится ли. Но мне кажется, если да, то это будет до пепла интересный опыт для нас всех.

«Надеюсь, ведомство вообще устоит», – подумала я. И только головой покачала.

– А еще, – Полынь наугад взял эклер из коробки и затем протянул ее мне, предлагая сделать то же самое, – вчера у меня был очень интересный вечер во дворце…

Я тотчас сообразила, откуда я знаю эти эклеры.

– О нет! – ахнула я. – Снова взятка от королевы?!

– Конечно. Как думаешь, за что? – самодовольно осклабился Ловчий.

Я вытаращилась на сладости в истинном ужасе.

– Ну, кхм, Полынь… Если оплатой за поцелуй был всего один эклер, то это, прости меня…

– Тинави! Что за мысли! Это плата за увольнение! – весело возмутился Ловчий. – Ее величество Аутурни сказала, что нам с ней «пора расстаться», потому что у нее неожиданно вспыхнули чувства к собственному мужу. Сайнор, подозреваю, будет в шоке: столько лет нормально жил, никому не мешал! Видимо, ее величество раззадорила ситуация с Тишь… В общем, теперь, когда Аутурни так семейственна и прочее, она боится, что я «не справлюсь с чувствами» в ее присутствии, – Полынь фыркнул. – Поэтому «лучше бы мне держаться подальше от ее покоев». Я, конечно, был «крайне опечален этой новостью». Королева, понимая, что разбивает мне сердце, решила оставить мне хотя бы Умения. Так что все идеально. Я все еще при запредельной магии, но теперь еще и свободен.

– А, ну тогда шикарно! – Я выбрала ежевичный эклер.

Он был просто превосходен, надо сказать. Молодец королева! Женщина со вкусом! Как минимум в некоторых вещах.

Не успели мы с Полынью алчно сожрать половину коробки, как к нам заглянула Селия:

– Тинави, к вам посетитель. Ждет на балконе при ведомственной библиотеке. Полынь, за мной. Мастер Улиус и мастер Авен готовы обсуждать вашу команду.

– А если я не готов, Селия?

– А такой опции не предусматривается. Какие бы нововведения ни принимались, по сути, вы все еще простой Ловчий, поэтому будьте добры приходить на собрания, когда вам скажут.

– Ага. Только я Старший Ловчий. И с Генеральством. И со спецкомандой. Очень простой, – проворчал Полынь.

Продолжая привычно переругиваться, они ушли.

Я тоже хотела выйти – что за посетитель такой? интересненько! – но вдруг мой взгляд упал на желтую бумажку, прибитую в центре нашей детективной доски.

Ой. Точно!

Это была та самая карточка, которую я начала заполнять в первый день после своего повышения. «Мы все…» – написала я тогда, а потом в коридоре скульптура напала на Варрока, и все завертелось, и в итоге к этой записке я так и не вернулась.

За прошедшие недели она успела, кажется, несколько раз перекочевать из моей половины кабинета в Полынью и обратно. На нее уже успешно проливали кофе, мяли, поджигали, Плюмик только что опробовал на ней свой клюв, и, признаться, я пребывала в некотором недоумении от того, что бумажка вообще до сих пор жива.

Наверное, чувствует себя незаконченной, вот и цепляется за реальность из последних сил.

Устыдившись, я подошла к ней и начала буравить карточку взглядом, перекатывая между пальцами Перо Правды.

Вообще у меня был как минимум один подходящий ответ. «Мы все хотим, чтобы нас любили», – сказал Полынь в подземелье Мудры, и он точно был прав. Хотим, да. Не знаю никого, кто бы нет. Хотим быть нужными. Чтобы нас ценили. Чтобы нас ждали. Чтобы понимали.

Но мне казалось, что это как-то… грустно, что ли. На столь многое мы зачастую готовы, чтобы выпросить, вытребовать и выбить эту любовь к себе, что упускаем настоящие чудеса. И, бывает, меняемся в худшую сторону.

Может, «мы все хотим любить»? М-м-м, чересчур сладко. «Мы все хотим созидать»? «Делать мир лучше»? «Избежать страданий»? «Защитить то, что нам дорого»? «Чтобы с нами происходило волшебство»?

Судя по этому списку, не имеющему конца, в первую очередь стоит сказать, что «мы все… куда более похожи, чем кажется».

Я задумчиво пожевала кончик пера, примериваясь к бумажке так и эдак.

А потом написала просто: «Мы все – мо-лод-цы!» И, подрисовав хитрую чернильную рожицу, отправилась посмотреть, кто там почтил меня визитом.

* * *

Балкон ведомственной библиотеки был небольшим, полукруглым, с широким каменным парапетом, на котором так удобно сидеть.

Отсюда открывался вид на набережную реки Арген, как всегда – зеленую, веселую, заполненную кофейными телегами, туристами, рыбаками и лодочниками, колдунами, детьми и ундинами, выбравшимися на берега, чтобы позагорать. Шумели ивы, низко склонившиеся над водой, уличный музыкант играл на лютне и приятным баритоном пел старинную дэльскую песню.

Моим посетителем оказался Анте Давьер.

Он разжигал сигарету, облокотившись о перила, и с интересом вглядывался в фигурный силуэт Ратуши, видный вдалеке, – на нее как раз сейчас вешали восстановленный колокол Толстяк Бенджи. Судя по крикам, разносящимся над набережными, процесс шел не слишком просто. Еще бы! Бенджи весит семь тонн!..