— Нет, — продолжила мисс София, — нет у меня там любовника. А есть мечтательное место. Знаешь, что это такое?

Он покачал головой.

— Это такое место, где мечтают. За гаванью находится узкий песчаный пляж. Там я сижу, смотрю на воду. И мечтаю. О пассажирских пароходах, самолетах и цеппелинах, больших городах, улицах, кишащих машинами и с витринами вдоль тротуаров, о кинотеатрах и ресторанах. — Тут у нее кончилось дыхание, эта длинная тирада была, казалось, порождением давней тайной тоски, наконец прорвавшейся наружу. — А у тебя есть мечты?

— Да, — сказал Кнуд Эрик, — я мечтаю обогнуть мыс Горн.

— Мыс Горн? — Мисс София удивленно засмеялась. — Ну да, ты же моряк. Но почему именно мыс Горн? Там холодно, всегда штормит и корабли тонут.

— Может быть, — ответил Кнуд Эрик, — но ты не настоящий моряк, если не огибал мыс Горн.

— Кто сказал?

— Это все на свете знают.

— Ты боишься утонуть? — спросила мисс София.

Кнуд Эрик поколебался. Неужели посторонней девчонке со странным и в то же время красивым лицом удастся заставить его все рассказать?

— Да, — честно ответил он. — Я очень боюсь утонуть.

— А ты тонул когда-нибудь?

Мисс София напряженно смотрела на него из глубины темных угольных шахт.

— Да, один раз.

— И как это было?

Ему не хотелось исповедоваться, и он сказал:

— Мой лучший друг недавно утонул. Он ходил на «Анне-Марии», как раз сюда направлялся.

Она опустила глаза, как будто хотела взять себя в руки. А когда снова подняла, то ободряюще улыбнулась:

— И ты тоже когда-нибудь утонешь.

Она сказала это совершенно будничным тоном, как будто объявляя, что через секунду накроют к ужину.

Кнуд Эрик подумал: как это глупо. Что она вообще думает? Вообразила себя гадалкой?

Он снова почувствовал ее взгляд. Она изучала его, словно желая убедиться, какой эффект произвели ее слова.

Кнуд Эрик отвернулся. Их мимолетная близость была разрушена. На него снова нахлынула печаль из-за смерти Вильгельма, и он разозлился:

— Ты что, меня проклинаешь?

— А ты был когда-нибудь в большом городе? — В ее голосе послышалась неуверенность.

— Я был в Копенгагене.

— По-моему, это не очень большой город. Ты никогда не мечтал попасть в Лондон, Париж, Шанхай, Нью-Йорк?

Кнуд Эрик покачал головой.

— Я мечтаю о мысе Горн, — сказал он упрямо.

— Как жалко. Значит, мы не сможем бежать вместе. Я ведь не хочу на сырой и холодный мыс Горн. Уф, какой же ты скучный.

И она засмеялась. Затем наклонилась и сжала его голову обеими руками:

— Но я тебя все-таки поцелую на прощание.

Мисс София поглядела ему в глаза. Кнуд Эрик хотел вырваться, но потом решил, что сопротивляться — это как-то по-детски. Придется вынести все до последнего, как и подобает мужчине, которым он стал за последние месяцы. Кнуд Эрик ответил на взгляд девушки, и тут с ним случилось что-то странное. Словно мурашки пробежали по коже, но не от страха, а от какого-то другого, незнакомого чувства. Тело его тихо затрепетало в предвкушении чего-то большого и радостного. Он закрыл глаза для поцелуя, для того чтобы унестись в то место, куда, как он инстинктивно чувствовал, его не сможет доставить ни один корабль.

Кнуд Эрик почувствовал ее губы, их мягкую полноту, они показались ему чуть липкими в тот момент, когда прижались к его губам, и ему захотелось, чтобы это никогда не кончалось. Его руки оторвались от подлокотников и, дрожа от напряжения, скользнули вверх по ее спине. Он добрался до шеи девушки, не прикрытой коротко остриженными волосами, и осторожно погладил нежный изгиб. Слегка приоткрыл рот. Ему хотелось, чтобы и ее губы разомкнулись, их дыхания соединились и он глубоко вдохнул бы воздух ее легких. Это было все равно что тонуть. Но водой дышать нельзя. А теперь ему открылся новый элемент, способный его заполнить. Он почувствовал, как она откликнулась на его мысли и слегка приоткрыла рот. Они дышали, заполняя легкие воздухом друг друга. Он целовал мисс Софию, целовал мир, и мир отвечал ему, наполняя сладким дыханием.

Наконец она отстранилась и, прижав руку к корсажу, расхохоталась:

— Ты умеешь целоваться.

И протянула ему салфетку со стола:

— На, вытри помаду.

Он сделал отвергающий жест, словно она хотела отнять у него что-то ценное.

— Ну, давай же. — И она снова засмеялась. Взяла его за плечо и вытерла рот салфеткой. — Не годится тебе покидать дом мистера Смита с лицом, выпачканным губной помадой.

Она посмотрела на него оценивающе:

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты очень красивый?

Тон был поддразнивающий. Она встала, взяла его за руку и подвела к двери в холл:

— Пора прощаться.

— Мы еще увидимся? — спросил он и тут же понял, что выдал себя этим вопросом с головой.

Она подала ему руку и подмигнула:

— Счастливо тебе добраться до мыса Горн.

На следующий день она не появилась. Ближе к вечеру он зачастил к борту, все оглядывал гавань. С тех пор как Кнуд Эрик покинул дом мистера Смита, он не находил себе места. О влюбленности, как ему казалось, речь не шла. Тут было что-то другое, как, например, бывает, когда судно дает крен и нужно за что-то ухватиться, чтобы не покатиться по палубе.

Он думал о ней с раздражением, более того, со злостью и пылал жаждой мести. Она его унизила, вытерла ему рот салфеткой, как ребенку. Он даже думать не мог о ее поцелуе. Слово «поцелуй» не могло вместить все те противоречивые чувства, которые вызывало в нем воспоминание. Он чувствовал себя и очень маленьким, и очень большим, в процессе бесконечного роста. Поцелуй посеял в нем семена тоски, причинявшей боль, задел его самолюбие.

Остальные заметили его беспокойство.

— Чего это ты там высматриваешь? — спросил Дрейман.

Матросы засмеялись, и с ними Хельмер, вонючка такая. Когда Кнуд Эрик вернулся из гостей, их распирало любопытство, но он отвечал на все расспросы немногословно и неохотно.

— Ну и как она? — спросил Рикард, потерев обнаженную русалку на руке.

— Милая, — ответил он, — мы пили кофе, ели печенье.

— И все, и больше ничего?

Они пристально смотрели ему в лицо.

— Поглядите на эти прекрасные карие глаза.

Рикард над ним насмехался.

— А знаешь, почему у тебя карие глаза?

Кнуд Эрик беззащитно покачал головой. Он знал, что сейчас услышит какую-нибудь грубость.