Голоса. Шепот вокруг. Как же хочется пить. Солнце опаляет кожу. Боль. Пульсирующая боль. Прохладная рука ложится на мой лоб, и я мысленно молю того, кто это делает, дать мне воды. Я слышу возмущенный голос: «Ты не единственный, кто ее любит!» – но не понимаю, кто это говорит. Холодная, обжигающе холодная жидкость капает мне в рот. Такая восхитительная, такая вкусная, от нее прохлада разливается по всему телу. Мало. Мне нужно еще.

Чашку снова поднесли к моим губам. На этот раз дали меньше, не больше чайной ложки. Я слизнула с губ последние капли, уронила голову на чью-то теплую грудь. И уснула.

Когда я проснулась, жажда осталась, зато жар прошел, и прохладный ветерок приятно остужал пылающую кожу. Я открыла рот, чтобы попросить воды, но с губ сорвался только всхлип.

– Она очнулась. Келси!

Я слышала голос Кишана, но не могла ни открыть глаза, ни пошевелиться.

– Келси! Все будет хорошо. Ты поправляешься.

«Поправляюсь? Разве это возможно?» Акула прокусила мне икру. Вся нижняя часть ноги висела на куске кожи и нескольких сухожилиях. Нет, я не хотела смотреть на свои ноги после того, как меня затащили в лодку, но не смогла удержаться.

– Дай ей еще воды, – сказал Рен.

«Рен! Он жив! Он спасся!»

– Разве тебе не нужно еще?

– Дай сначала ей. Я выживу.

«Он выживет! Выживет? Что с ним?»

Я хотела спросить об этом, но вместо слов снова получился стон.

Кто-то дотронулся до моей шеи, потом раздался голос Кишана:

– Жемчужное ожерелье, пожалуйста, дай нам питьевой воды.

Кишан осторожно приподнял меня, прислонил мою голову к своей груди. Я несколько раз моргнула, но у меня никак не получалось сфокусировать взгляд. Потом передо мной появилась чашка. Кишан прижал ее к моим губам, и я с наслаждением глотнула.

– Хорошо, что у нас есть Ожерелье, – сказал Кишан. – Золотой плод не умеет делать простую воду.

Когда чашка опустела, я прохрипела:

– Еще.

Кишану пришлось наполнить чашку еще четыре раза, прежде чем я кивком показала, что больше не хочу. Напившись, я почувствовала такой прилив сил, что смогла даже сама приподнять голову. Я увидела, что Кишан снова наполнил чашку и поднес ее Рену. Стоял вечер, мы плыли по океану, залитому лунным светом. Я заставляла себя держать глаза открытыми и смотреть на Рена. К тому времени, когда он напился, я настолько овладела зрением, что смогла увидеть одного Рена вместо шестерых.

– Ты… ранен, – сказала я.

Гримаса на лице Рена превратилась в улыбку, но я все равно видела, как ему больно.

– Со мной все в порядке.

Я перевела взгляд на его грудь. И увидела жуткий шрам, дугой спускавшийся от плеч к животу. Я поперхнулась.

– Это… она?! Я же вижу… пунктирный шрам! – Я начала судорожно ловить ртом воздух, потом хрипло закашлялась.

Кишан приподнял меня и подержал, пока кашель не успокоился. Рен терпеливо ждал.

– Да. Она едва не перекусила меня пополам. Сломала все ребра слева, раздробила левую руку, позвоночник и, кажется, повредила сердце и почки.

– Но как… как ты смог вернуться на лодку из этого акульего ада?

– Когда гигантская акула издохла, благодаря тебе и трезубцу, остальные твари набросились на нее. Несколько акул погнались за мной и покусали за ноги, но, честно говоря, серьезных намерений у них не было. Пары ударов трезубцем вполне хватило, чтобы охладить их пыл. В это время Кишан заметил меня и попросил Шарф сделать канат, с помощью которого он подтащил меня к лодке до того, как акулы обглодали меня целиком.

Вся дрожа, я дотронулась до его руки. Рен сжал мои пальцы, а я откинулась на грудь Кишана, слабая, как ромашка после грозового ливня.

– Ты сказал, что я поправляюсь… Но как? Я должна была умереть.

Рен посмотрел на Кишана, кивнул.

Кишан откашлялся:

– Мы дали тебе Нектар бессмертия, который я набрал в камандалу из фонтана русалки. Ты умирала. Ты истекла кровью в воде, так что жгут из Шарфа уже ничем не мог помочь. Твое сердце билось все медленнее, ты потеряла сознание. Жизнь уходила из тебя, и я ничего не мог с этим поделать. Потом я вспомнил про русалку. Она сказала, что ее Нектар нужно использовать только в крайнем случае. Я не мог позволить тебе умереть, поэтому… поэтому взял камандалу… Сначала казалось, что уже поздно. В твоем теле осталось слишком мало крови, чтобы запустить сердце. Я слышал, что оно еле бьется. Но потом сердцебиение ускорилось. Ты стала исцеляться. Твоя нога зажила у меня на глазах. Твои щеки порозовели, и ты крепко уснула. Тогда я понял, что ты спасена.

– Значит, я теперь бессмертная? Как вы?

Кишан переглянулся с Реном:

– Этого мы не знаем.

– А почему у меня горит вся кожа?

– Возможно, побочный эффект, – предположил Кишан.

– Или солнечный ожог, – возразил Рен.

Я со стоном ущипнула себя за руку. Участок кожи побелел, потом порозовел.

– Кажется, все-таки ожог. Где мы?

– Понятия не имею, – хмыкнул Рен и закрыл глаза.

– А еда у нас есть? И я бы еще попила.

Кишан с помощью Золотого плода приготовил нам томатный суп, питательный и не слишком тяжелый для наших ослабленных организмов. После этого он велел нам с Реном поспать, пока он будет следить за океаном. Кишан уложил меня к себе на колени, обнял, и я уснула.

Когда я проснулась, уже рассвело. Я лежала на боку, головой на бедре Кишана. Одна моя рука касалась холодного гладкого дна лодки. «Интересно, что это за материал? – подумала я. – Стеклопластик? Откуда Ожерелье узнало о стекловолокне?» Я провела рукой по скользкой поверхности днища и уткнулась в круто выгнутый борт. Тогда я с огромной осторожностью пошевелила ногой и почувствовала лишь слабую боль.

– Как ты себя чувствуешь? – тихо спросил Рен.

– Хорошо… Марафонскую дистанцию я сегодня вряд ли пробегу, но жить буду. Почему не спишь?

– Я сменил Кишана час назад.

Из любопытства я свесила руку за борт нашего судна и наткнулась на выпуклые выступы. Что же это за лодка такая? Теперь я видела, что и цвет у нашего судна какой-то странный – ярко-розовый в центре, постепенно выцветающий до нежно-кораллового и алебастрового к бортам. Кишан, прикрыв глаза рукой, спал в одном из пяти вертикальных углублений судна.

– Это гигантская раковина, – сказал Рен, заметив мое недоумение.

– Какая красивая!

Он улыбнулся:

– Только ты можешь найти что-то красивое в нашем положении.

– Неправда! Поэт всегда найдет прекрасную тему для стихотворения.