С борта опустили широкий трап, застучали копыта, одинокий всадник поскакал вниз, разбрызгивая мелкую воду, за ним двое несли между лошадьми большой закупоренный кувшин в деревянной колыбели, потом спустились еще двое. На пляже последний из них отвернулся и поднял в прощальном жесте арбалет, потом весь отряд скрылся между деревьями.

А потом пришел туман, словно валя из леса полосами и клубами, затапливающими окрестности. Когда он охватил всадников, те превратились в неясные формы едва ли гуще самих испарений. Остался топот, едва различимый над песком, мхом и мокрой землей.

С правого борта с хлюпаньем выбросили якорь, потом канат натянулся, заскрипел кабестан, вытягивая нос корабля на глубокую воду. Выпуклый борт заскрипел по гравию, река булькнула, врываясь между килем и дном, корабль тяжело развернулся, потом пошел быстрее и вышел на глубину, продолжив свой ночной путь. Остались только туман и река.

* * *

На большое озеро у руин Дома Огня корабли вплыли на следующий день пополудни. Обошли заводь вдоль берегов, вспугнув стаи птиц, кружащих в поднимающемся над пепелищем дыме, в смраде от гари и падали.

А потом пришел туман, затопив все окрест: озеро, берега и лес.

Началось пустое ожидание.

Стрелки заняли позиции вдоль бортов, наффатуни не уходили от своих сифонов и все сидели, высматривая глаза в белых испарениях, закрывших мир.

Даже птицы перестали каркать, установилась тишина. Только порой легкий ветерок свистел в вантах, да капала с оснастки вода. Время от времени кто-то кашлял или с топотом прохаживался по палубе.

Ничего.

Туман, ожидание и три корабля, спокойно маячащие в воде.

Драккайнен спустил ноги за борт и попыхивал трубочкой. Сильфана сидела рядом, упираясь в него плечом, и смотрела на почерневшие бревна своего дома.

— Когда я была маленькой, то играла на той башне и в галереях. Или на пляже перед воротами, — шептала. — Всю жизнь… А теперь без Дома Огня не могу узнать этот берег.

Вокруг озера было совсем пусто. Ничего не происходило. Не появлялись даже звери, потому что все, что жило окрест, давно закончило свою жизнь в коптильне, на рожне или в котелках, залитое собственным жиром.

Они почти не говорили, а если и начинали, то тихими голосами, погруженные в ожидание. Добрались до места, а события должны были случиться вдалеке от них, чтобы можно было двинуться дальше и перейти к следующему этапу. Война. Марши, маневры отрядов, контрмарши, движения войск и ожидание между этапами.

Значит, надо ждать.

Большой черный ворон вдруг уселся на деревянном релинге и закаркал, уставив на Драккайнена бусинку глаза.

— Невермор, это ты? — обрадовался разведчик.

— Б-р-р-рат! — сказала птица.

— Не исчезай, — попросил Драккайнен. — Завтра будет для тебя небольшое задание.

Птица умостилась на поручнях и нахохлилась, намереваясь, похоже, ждать с ними.

Звук они услышали в сумерках. Мрачный, протяжный рев, доносящийся откуда-то издали, он катился по небу, как жалоба покаянной души, едва слышный, однако явственный. Потом ему ответили такие же звуки, отовсюду, ближе и дальше.

— Рога Змеев, — сказала Сильфана.

На всех трех палубах раздался топот стрелков, занимающих места, оба огненных корабля подняли якоря и принялись оплывать берега, поводя стволами мониторов.

— Они собираются, — сказал Вуко. — Теперь все зависит от того, где именно. Если увидим их здесь, это значит, что они не дали себя обмануть и у нас проблемы. Если нет — то, может, они идут туда, куда нам и нужно.

Не было другого выхода — только ждать.

Когда опустилась темнота, Змеи так и не показались в окрестностях, но их рога все еще были слышны.

Вуко спустился под палубу и открыл двери помещения, где ждала маска. Допил, отставил кубок, мерзко выругался, а потом вздохнул и сунул лицо в серебристый высверк.

Впечатление было такое, словно он стартовал вертикально с палубы и понесся вверх. В странном магическом поле зрения туман был почти не виден — лишь отдельные клубы, а не густое молоко, затопившее окрестности. Сперва он заложил узкую петлю вокруг озера, а потом понесся на северо-восток, поскольку это было сейчас важнее всего.

Летел довольно высоко, надеясь, что Песенники, которые могут встретиться в рядах Змеев, не ощутят его в ночном небе. Потому что он видел их. Мелкие, ярящиеся оранжевым точки, спускающиеся с гор, сбегающиеся по трактам, где они собирались в горящие ручейки, словно каждый нес факел.

Некоторое время он наматывал над ними круги, словно охотящийся ястреб, — должен был оставаться уверен.

Шли они на восток.

Поспешно и довольно хаотично, теряя и снова находя в тумане тропинки, но явно направлялись к третьей по величине реке Побережья Парусов, стекающей с главного горного массива.

Шли к Тракерине.

Он полетел в том же направлении, несясь над ковром леса. Перед ним встали взгорья, скалистая равнина, снова леса и наконец полоса реки, сверкающей во тьме, словно полированная сталь.

Он сделал быстрый разворот через крыло и полетел вверх по Тракерине, вьющейся между лесами и равнинами. Через несколько минут безумного полета над рекой он увидел туман — тот окружал поток и оба берега, полз вглубь суши. Для него тот оставался едва заметным, но каждому, кто приближался к Тракерине, было непросто увидеть что-либо хотя бы и за десять метров.

А на реке, среди тумана, маячили корабли. Десятки и сотни кораблей, продирающихся сквозь густые, будто молоко, испарения, настоящий лес мачт, плывущих вверх по течению. Появлялись и исчезали торчащие вверх волчьи штевни, задранные кормы, слышен был плеск весел, крики экипажей, топот. Гигантский призрачный флот, идущий вверх по третьей реке Побережья, на несколько километров расходящейся с горным поясом, из которого гордо торчал в небо пик, скрывающий Сожженную Берлогу. Река эта представляла собой совершенно нормальный путь эвакуации — возможно, даже более удобный, чем Драгорина. Корабли появлялись и исчезали, смешивались с туманом, порой размывались или обретали странные формы, но никто из следивших за ними с берега, не сомневался в том, на что именно он смотрит.

Все еще оставалась неясной судьба диверсионной группы, но в одном можно было оставаться уверенным: содержимое пифоса, увезенного меж лошадьми, оказалось в воде.

Драккайнен с торжеством сделал две бочки, потом петлю, рванул вверх и сделал еще что-то вроде «кобры Пугачева». А потом полетел дальше.

Настоящие корабли, идущие по другой реке Побережья, полностью тонули в тумане, превращаясь в более густые клубы испарений, едва просвечиваясь сквозь заслон мглы, и нужно было знать наверняка, что вверх по реке идет флот, чтобы вообще суметь его заметить. Последние корабли как раз входили на рейд затянутой белой завесой Змеиной Глотки, а первые уже тянулись в десятке километров вверх по Драгорине.