Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Доброго дня, господа!
Аластор на ходу стянул камзол, оставшись в рубашке и штанах, поправил пояс и с некоторым сожалением посмотрел на туфли, не слишком подходящие для тренировки. Ну, ничего, не страшно.
– И тебе доброго дня, конунг, – прогудел Ольвар и сообщил с истинно северным простодушием: – Слышал про твою жену. Большое горе, пусть ваша Претемная госпожа примет нерожденного малыша обратно и даст ему лучшую долю. Не печалься, ты еще молод и в полном здравии, будут и другие дети.
Про то, что эти дети родятся от другой женщины, ярл то ли не знал, то ли умолчал, проявив небывалую для него деликатность, и Аластор благодарно кивнул, а потом попросил:
– Не помашешь ли со мной секирой, славный ярл? Отвлечься хочу.
– А, это дело! – оживился Полтора Медведя и хлопнул его по плечу тяжеленной лапищей. – Для мужчины лучший отдых – добрая драка! Потом, конечно, пир и девки, но сначала – драка! Все-таки ты наш, конунг, в этом вашем Дорвенанте только старая северная кровь еще помнит, как правильно лечить горе и праздновать радость. Пойдем помашем, тебе сейчас на пользу. Ингвар, подай конунгу секиру!
Аластор поудобнее перехватил теплую от чужой ладони рукоять, повел плечами, будто сбрасывая с них тяжесть… Глаза Ольвара хищно блеснули, и два молодых вольфгардца поспешно отошли по сторонам.
«Да в Бездну все! – выдохнул про себя Аластор, выпуская на волю ревущего внутри зверя, но указывая ему правильный путь, вместо жажды крови – к яростному напряжению всех сил души и тела. – Дункан вчера был прав, я ничего не мог сделать, чтобы помочь Беа и ребенку! Если ей так уж нужна эта дурацкая клятва, что я не женюсь на Айлин, ладно, дам ее, когда Беатрис придет в себя. Но не потому, что она требует, а просто…»
В глаза блеснул солнечный зайчик, прыгнув с лезвия чужой секиры, и все лишние мысли разом кончились.
…К себе он вернулся часа через полтора, вымотанный до подгибающихся ног и дрожи во всем теле, но умиротворенный и спокойный. Еще бы залечь в ванну с чашкой шамьета, который варит Лу, а потом попросить друга размять плечи… И слушать, закрыв глаза, как Лучано рассказывает дворцовые сплетни. А потом поехать к родителям или к Дункану… Еще лучше – навестить Айлин, нагло пренебрегая этикетом. Королю в приеме не откажут, а лорд Бастельеро пусть подавится желчью!
Еще можно зайти к Аранвену и обсудить с ним странное прошение Логрейна, выяснив наконец, кто там лорда обокрал. Аластору упорно казалось, что в прошении указано имя всего одного негодяя и не упоминается никакой отряд, но не может ведь один человек упереть и благородную девицу, и целый обоз ткани, и налоги за полтора года… Прямо захотелось поближе познакомиться с этим выдающимся человеком.
Придворные все так же поспешно расступались с его пути, когда Аластор шел дворцовыми залами и коридорами, но их лица больше не сливались в бесконечное светлое пятно, а кровь перестала стучать в висках. Великое дело – хорошая тренировка! Кстати, вечером надо непременно пригласить месьора д’Альбрэ на прогулку и показать ему особняк, присмотренный под фехтовальную школу…
Он кивнул гвардейцам у входа в свои покои, и бравые усачи облегченно выдохнули, поняв, что король больше не в гневе.
– Лорд Фарелл не вернулся? – поинтересовался Аластор больше для проформы.
Вряд ли Лучано уладит свои дела так быстро.
– Никак нет, ваше величество! – отрапортовал лейтенант Минц, и Аластор, вздохнув, прошел к себе.
В спальне было тихо и прохладно. Слишком прохладно. Открытая створка окна покачнулась от легкого ветерка, и Аластор нахмурился. Вроде бы он оставлял окно закрытым, а Джастин тоже не бросил бы его без присмотра.
Он уже потянулся к колокольчику, чтобы вызвать камердинера, но в углу у кресла вдруг послышался шорох, и тихий детский голос шикнул на кого-то.
– Так… – Аластор бросил камзол, который так и принес перекинутым через руку, на спинку кресла. – Дани?
За креслом затаились. Доверчивый и послушный Дани наверняка вылез бы, а оттуда слышалось недоверчивое сопение. Аластор пригляделся к ковру под креслом и заметил предательски выбившийся из-за шторы край синего бархатного подола, отороченного светлым кружевом.
– Алиенора? Береника? Вылезайте.
– А вы не будете ругаться? – поинтересовалась, несомненно, Алиенора и поспешно добавила: – Ваше величество!
Еще пару дней назад он для них был просто «братец Аластор». И Беатрис, хоть и хмурилась на это обращение, все-таки не препятствовала Аластору общаться с девочками, как он считал нужным. А им нравилось звать его именно так, нараспев, звонкими голосами с тягучим итлийским выговором. Что же изменилось теперь?
«Со вчерашнего дня? – горько усмехнулся Аластор. – Слишком многое».
– Не буду, – пообещал он. – Вылезайте и не бойтесь. Таким взрослым девицам не к лицу прятаться, если это не игра.
– А если игра? – немедленно уточнила Алиенора, первой показываясь из-за шторы.
– Тогда можно, – разрешил Аластор и опять нахмурился.
Лица у девчонок были чистыми, и слезы не оставили на них следов, но глаза распухли, а Береника и сейчас шмыгала носом.
– Так… Идите сюда! – Аластор сел на кровать и похлопал ладонью рядом с собой.
Девчонки замерли, не решаясь приблизиться. Алиенора смотрела исподлобья, Береника потупила глаза, уставившись на носки туфелек.
– Что случилось? Вас кто-то обидел?
Аластор покосился на раскрытое окно, понимая теперь, как девчонки проникли к нему в спальню мимо охраны.
Принцессы замотали головой так старательно, что толстые черные косы, перевитые жемчужными нитями, взлетели в воздух и опять упали им на плечи.
– Девочки… – Аластор протянул им руки, и девчонки подошли медленно, как пугливые зверьки, бесшумно ступая по ковру мягкими замшевыми туфельками и замерев в шаге от кровати и сидящего на ней Аластора. – Вы расстроились из-за болезни матушки? Она уже поправляется, все будет хорошо.
Береника так и глядела в пол, Алиенора же бросила на Аластора быстрый взгляд и очень осторожно поинтересовалась:
– Ваше величество, можно спросить?
– Можно, – кивнул Аластор, решив пока не выяснять, с чего вдруг снова стал «величеством».
Девчонки еще помялись, Береника даже вцепилась в подол, нещадно терзая кружевной передник тонкими пальчиками, но потом Алиенора все-таки решилась:
– А кто такая леди Бастельеро?
– Что? – растерялся Аластор, не сразу сообразив, что речь об Айлин – о ком же еще? И тут же спохватился: – Это… очень хорошая леди. Храбрая, верная и добрая. А… что?
Алиенора взглянула на него с явным сомнением, но потом все-таки решилась:
– А фрейлины маменьки сказали, что она бесстыжая мерзавка. – И заторопилась, глядя на Аластора умоляюще, в то время как на глаза Береники снова навернулись слезы и уже прочертили по щекам светлую блестящую дорожку. – Мы не хотели подслушивать, честное слово! Мы… просто играли в прятки в саду! Они думали, что мы не слышим, и говорили, что леди Бастельеро вчера ночью приезжала во дворец. И что матушка может умереть, а эта леди… что она заберет тебя… вас, ваше величество… И ты не будешь больше нас любить, потому что у вас будут свои дети… братец… то есть простите, ваше величество… Совсем другие дети, не от маменьки! Потому что маменька больше не может иметь детей, и ты… вы ее разлюбите! Даже если она не умрет, все равно разлюбите. А если ее, значит, и нас тоже! А леди Бастельеро нарочно приехала, чтобы вы теперь любили только ее. Братец Аластор! Ваше величество! Вы же… не разлюбите нас с маменькой?! Не отошлете в Итлию?!