В начале ноября Дзержинский вернулся к работе. Уже 5 ноября он участвовал в заседании Политбюро, где решались многочисленные вопросы, в т. ч. связанные с промышленностью и ОГПУ[1264]. 17 ноября впервые под его председательством состоялось заседание правления Главметалла[1265]. Указанный период был наполнен спорами с наркомом финансов Сокольниковым и председателем СТО Каменевым о размерах финансирования промышленности. В ряде случаев Дзержинскому удалось все же добиться повышения выделенных средств, но это происходило не всегда. Были в этот период, как и на протяжении всего года, споры о производительности труда. Дзержинский считал необходимым ее существенно увеличить, в т. ч. преодолевая сопротивление профсоюзов, часто фальсифицирующих ее показатели.

В декабре 1924 г. вновь стало очевидно ухудшение здоровья Дзержинского. Политбюро решением от 11 декабря 1924 г. обязало Дзержинского работать только четыре дня в неделю и присутствовать на заседаниях СНК только по особо важным вопросам[1266]. Буквально через неделю Политбюро утвердило решение согласно заключению врачей о предоставлении Дзержинскому двухнедельного отпуска[1267].

Возможно, при принятии этого решения члены Политбюро учитывали и нервозность Дзержинского, его постоянные столкновения с представителями советского руководства. Характерным было известное письмо Н. И. Бухарина этого периода: «Дорогой Феликс Эдмундович, я не был на предыдущем собрании руков[одящей] группы. Слышал, что Вы там, между прочим, сказали, будто я и Сок[ольников] «против ГПУ» etc. О драчке третьеводнешней осведомлен. Так вот, чтобы у Вас не было сомнений, милый Феликс Эдмундович, прошу Вас понять, что я думаю. Я считаю, что мы должны скорее переходить к более «либеральной» форме Соввласти: меньше репрессий, больше законности, больше обсуждений, самоуправления (под рук[оводств]ом партии naturaliter) и проч. В статье своей в «Большевике», которую Вы одобрили, теоретически обоснован этот курс. Поэтому я иногда выступаю против предложений, расширяющих права ГПУ и т. д. Поймите, дорогой Феликс Эдм[ундович] (Вы знаете, как я Вас люблю), что Вы не имеете никакейших оснований подозревать меня в каких-либо плохих чувствах и к Вам лично, и к ГПУ как к учреждению. Вопрос принципиальный — вот в чем дело. Т[ак] к[ак] Вы — человек в высшей степени страстный в политике, но в то же время можете быть беспристрастным, то Вы меня поймете. Крепко Вас обнимаю, крепко жму Вашу руку и желаю Вам поскорее поправиться. Ваш Н. Бухарин»[1268].

Возможно, этот момент учитывался, но явным было и ухудшение здоровья Дзержинского. У него произошел сердечный приступ: лечение было необходимо. Характерен его ответ А. Ф. Толоконцеву на просьбу присутствовать на одном из декабрьских собраний: «…Врачи категорически запретили выступать, заставляют на две недели уехать из Москвы из-за плохого состояния сердца… пугают, что при повторении удара может плохо кончиться»[1269].

Конец года Дзержинский лечился после очередного срыва в результате его напряженной работы. Бухаринское письмо он перешлет 24 декабря Менжинскому с комментарием от себя, в котором констатировал показательность письма в плане отношения руководящих кругов ЦК к ОГПУ.

Он пропустил очередную годовщину образования ВЧК и отвечал на поздравления часто из-за болезни с запозданием. Известен его ответ 28 декабря на одно из таких поздравлений от рабочих г. Выксы: «Моя болезнь помешала мне до сих пор ответить вам на ваше приветствие к седьмой годовщине ОГПУ и поблагодарить за преподнесенный вами нам подарок — «Наковальню и молоток». Ваша поддержка, поддержка тысяч рабочих, нам особенно ценна. Только эта неизменная поддержка за все годы революции давала нам до сих пор силы вести успешную борьбу с врагами революции, с врагами рабоче-крестьянской Советской власти»[1270].[1271]

Очевидно, что болезнь Дзержинского требовала продолжения его лечения и в новом году. 3 января Политбюро было принято решение согласиться с предложением консилиума врачей и продлить Дзержинскому отпуск для лечения на две недели[1272]. В середине января, немного поправив здоровье после месячного отдыха, он вновь приступил к исполнению своих многочисленных обязанностей.

Сразу после возращения из отпуска по болезни Дзержинский участвует в работе январского Пленума ЦК (17–20 января 1925 г.). Пленум принял ряд важных решений. Зиновьев и Каменев требовали после осенней дискуссии смещения Троцкого со всех постов. Сталин предложил компромиссный вариант: снять Троцкого только с ключевых государственных постов наркомвоенмора и председателя РВС СССР, оставив в Политбюро. Новым наркомвоенмором стал М. В. Фрунзе, его заместителем — К. Е. Ворошилов. Дзержинский на пленуме голосовал в рамках «сталинского» большинства. Также он потребовал включения вопроса о металлопромышленности в повестку дня январского пленума. Здесь на пленуме у него произошло новое столкновение с Сокольниковым и, отчасти, с Каменевым. Он выступил против ненормальности ситуации, когда политику в промышленности определяет Наркомфин (Сокольников). Необходимо корректировать этот план, согласно которому темпы роста промышленности определяются только в 7 %. 20 января Пленум принял резолюцию с одобрением доклада Дзержинского, разрешающую увеличить производственную программу на 15 %, с увеличением финансирования металлопромышленности.

5 марта 1925 г. Политбюро во второй раз в этом году рассматривало вопрос о состоянии здоровья Ф. Э. Дзержинского. За подписью И. В. Сталина Политбюро постановило подтвердить необходимость выполнения Дзержинским установленного консультационной комиссией ограничения времени работы. Согласно разработанным врачами В. Крамером, П. Елистратовым и Левиным рекомендациям, для Дзержинского работа после шести часов вечера могла быть разрешена только для исключительно важных дел, выступления на собраниях должны были быть запрещены совсем и был обязательным порядок еженедельного двухдневного отдыха (суббота и воскресенье), по возможности вне Москвы[1273]. Действительно, в этот период состояние здоровья Дзержинского резко ухудшилось. 29 марта 1925 г. он напишет характерную записку врачу М. Г. Кушнеру, переправив ее через Герсона: «Я все кашляю, особенно по ночам, мокрота густая, желтая. Просьба дать мне лекарство для дезинфекции легких и для отхода мокроты. Осматривать меня не нужно. Не могу смотреть на врачей и на осмотр не соглашусь. Прошу и не возбуждать этого вопроса»[1274]. Впрочем, отметим, что здоровье и нервы оппонентов Дзержинского также не выдерживали порою очень бурных дискуссий. Так, заместитель Дзержинского по ВСНХ Пятаков после одного такого обсуждения (Дзержинский отсутствовал на данном заседании СТО) вернулся и написал 25 марта Дзержинскому прошение об отставке со своего поста.