Поездка в Ленинград прошла во второй декаде июня. Дзержинский рассматривал эту поездку как продолжение поездки на юг страны. Ленинград был центром отечественного машиностроения, здесь также требовались энергичные меры для раскрытия его потенциала. 16 июня Дзержинский принимал участие в заседании бюро Ленинградского губкома партии, в совещании ответственных работников ленинградской промышленности. Дзержинский отмечал роль Ленинграда в развитии отечественного тракторостроения, паровозостроения, в целом машиностроения. В беседе с представителями ленинградских газет Дзержинский говорил: «Ленинград, как центр машиностроения, установивший ряд новых производств по восстановлению основного капитала промышленности, должен сыграть большую роль»[1288].

Обобщение опыта поездок требовало времени. Дзержинский в этот период практически полностью сосредоточился на работе в ВСНХ, пытаясь отстоять свое представление о путях восстановления отечественной промышленности. Речь шла и о приоритетном финансировании ключевых отраслей промышленности и об отдельном промышленном плане развития. Использовал он в этот период и Троцкого. Так, в ответ на предложение последнего от 7 июня о мерах по повышению качества на государственных предприятиях он, после своего возвращения из Ленинграда, 23 июня назначил Троцкого председателем особого совещания по качеству[1289]. Случались у него в этот период и новые столкновения с Пятаковым, который часто резко высказывал свое мнение, о чем позднее жалел. Характерна в этом отношении их переписка 14 июля: письмо Пятакова и ответ Дзержинского.

Напряженная работа, противостояние различным ведомствам, да и отдельным людям в своем ведомстве, изнуряли. Дзержинский во второй половине июля написал заявление об отставке с поста председателя ВСНХ.

Это становится известно Сталину. Буквально недавно он также критиковал Дзержинского, правда, по другому поводу. Услышав о планах Дзержинского по началу рассмотрения вопроса о строительстве Днепрогэса и привлечению к этому делу Троцкого, Сталин написал 20 июля критическое письмо Молотову, с которым он просил ознакомить председателя ВСНХ. В нем он охарактеризовал идею Дзержинского несвоевременной, как в свете отсутствия дефицита энергии на Донбассе, так и с учетом более эффективного использования предполагаемых задействованных средств на строительство. Он писал: «Как можно это забыть нам, страдающим недостатком капиталов? Я думаю, что кроме всякого рода опасностей у нас есть еще одна серьезная опасность, — это опасность растранжирить кое-какие накапливающиеся копейки, растратить их впустую, необдуманно, и тем самым затруднить нашу строительную работу. Месяц назад все это понимал тов. Дзержинский. А теперь он, видимо, увлекся… Очень тебя прошу, т. Молотов, прочти это письмо т-щу Дзержинскому. Ввиду важности вопроса прочтите также в семерке и сообщите в двух словах ее мнение. Жму руку. И. Сталин». 24 июля письмо было показано Дзержинскому[1290].

И тут Сталин узнает о предполагаемой отставке Дзержинского. Незамедлительно 25 июля он пишет из Сочи письмо Дзержинскому с просьбой не ставить вопрос о своей отставке: «Дорогой Феликс! Узнал я от Молотова о Вашем заявлении об отставке. Очень прошу Вас не делать этого. Нет оснований к этому: 1) Дела идут у Вас хорошо; 2) поддержка ЦК имеется; 3) СТО перестроим так, чтобы отдельные наркоматы не могли блокироваться в ущерб государственным интересам; 4) Госплан и его секции поставим на место. Потерпите еще месяца два, — улучшим дело, ей-ей. Крепко жму руку. Ваш Сталин. P.S. Как здоровье?[1291]».

Сталин на этом не остановился. Понимая необходимость незамедлительной поддержки Дзержинскому в его позиции по поводу Совета Труда и Обороны СССР он отправляет письмо Молотову об оторванности Политбюро ЦК РКП(б) от решения хозяйственных вопросов и о необходимости перестройки СТО СССР):

«Т. Молотов!

Дело с СТО обстоит, конечно, неладно! Дзержинский нервничает, он переутомился, но дыма без огня все же нет, конечно. Да и само политбюро в неловком положении, ибо оно оторвано от хозяйственных дел. Посмотри «Экономич. жизнь» и поймешь, что наши фонды распределяются Смилгой и Струмилиным плюс Громан, а Политбюро… Политбюро превращается из руководящего органа в апелляционный, в нечто вроде «совета старейшин». Бывает даже хуже — руководит не госплан, а «спецовские» секции госплана. Ясно, что Дзержинский должен быть недоволен. А дела от этого, конечно, не могут не страдать. Кроме перестройки СТО на началах персональности, со вхождением туда членов Пол. Бюро, — я не вижу выхода.

Привет, Твой Сталин»[1292].

Поддержка Дзержинскому была оказана. Вместе с тем, поддержка Сталина ему не была безусловной. Как показал июль 1925 г., поддержав его в одном вопросе, Сталин мог выступить критиком решений Дзержинского в других.

Тем не менее Дзержинский, получив моральную поддержку Сталина, попросил его вскоре в письме от 29 июля о возможности подобрать для работы в ВСНХ «100–150 человек из здоровой, отборной молодежи, экономистов и инженеров-техников, чтобы я мог их распределить по всем ячейкам ВСНХ, по московским трестам и некоторым заводам для кампании поднятия производительности, и чтобы через них мне связаться со всей учащейся молодежью. Они могут быть еще студентами — пусть мне дадут в неделю 10 час. каждый, пусть учатся жизни»[1293]. Дзержинский вновь, как и ранее в деле борьбы с детской беспризорностью, хотел сделать ставку на молодежь. Вновь, мобилизовав людей, решить проблему.

Между тем всем очевидна была усталость Дзержинского. Кто-то хотел, чтобы он отдохнул и зарядился энергией для дальнейшей работы, а кто-то просто стремился отделаться от раздражающего своими новыми идеями Дзержинского. Тем более что повод для этого был: в конце июля 1925 г. он серьезно заболел. Дзержинский откровенно писал Сталину 10 августа: «Дорогой тов. Сталин, я не отвечал так долго на Ваше письмо и запросы по Днепрострою. Так как заболел осложнившейся ангиной, которая перешла на ноги и заставила почти без движения лежать в постели безвыходно две недели. Сейчас поправляюсь, но слаб еще и боль перешла в руку, поэтому пишу карандашом». Далее в письме он объяснял свою нервозность в последний период: «Я действительно нервничал, может слишком «повышенно», но не только из-за своих нервов — право. На посту предс. ВСНХ можно быть не политику, а деловому практику в настоящее время, лишь при том условии, если есть постоянное, повседневное, достаточно бдительное руководство сверху со стороны СТО и СНКома, их председателей. Это же абсолютно не было. Не было линии (я говорю о повседневной работе), жилось изо дня в день, перспективной (плановой) работы никакой. У нас вязнули то хвост, то голова — не видели опасности нашего роста, если жить без предвидения, что будет через полгода-год. Я говорю о советском руководстве — о хозяйственном в первую очередь. Сейчас с приездом Каменева стало легче». Ответил он Сталину и на критику за несвоевременную программу строительства Днепрогэса. Дзержинский писал: «Я им не увлекаюсь и сейчас. Комиссия Троцкого была создана именно для того, чтобы затормозить эту форсировку, которая шла на нас со стороны Госплана, чтобы включить начало постройки уже в 25/26 г. Мы в этом году не начнем постройки, а там видно будет»[1294].