После этого были какие-то необязательные слова: отчет о порученных ей исследованиях, сожаления о его выросшей загруженности по причине переноса срока; Анжела смешала двойной шотландский виски с водой для него, а себе налила коньяку. Ренделл никак не мог перейти прямо к J’Accuse <Допрос, расследование (франц.)>, и каждая уходящая секунда затрудняла начало атаки на честность Анжелы, равно как и то, что за ней должно было последовать.

Но он пытался перевести их болтовню на дело. Ренделл испытывал затруднения. Здесь все нужно было провести одним ударом. Фотографии. Необходимо поднять проблему фотографий. Для рекламной кампании нужно было множество самых различных фотографий. Ренделл считал, что с этим заданием справится Эдлунд. К несчастью, Эдлунд этого сделать не мог. Ренделл рассказал Анжеле про пожар в фотолаборатории. Анжела посочувствовала несчастью. После этого Ренделл напомнил ей о их первой встрече в Милане, когда она рассказывала о целой коллекции имеющихся у нее снимков, фотографий, сделанных ею самой и ее отцом во время раскопок в Остиа Антика..

— Эти фотографии с тобой? — спросил он у Анжелы. — Более всего мне хотелось бы увидеть любые фотографии, которые твой отец сделал с папирусов Иакова, когда он их только нашел, но еще лучше, увеличенные снимки уже обработанных папирусов.

Ну конечно же, она взяла их с собой в Амстердам, целую кучу самых разных фотографий. Анжела подошла к шкафу и вытащила из него картонный ящик, открыла его и высыпала снимки на зеленый ковер прямо в центре комнаты.

Спустя полчаса, они все еще сидели на ковре: Ренделл без пиджака, скрестив ноги, осматривая каждый поданный ею снимок.

Все эти визуальные доказательства раскопок показались Ренделлу весьма интересными. Среди всего прочего они дали возможность ему впервые увидеть профессора Монти, маленького, полненького пожилого человека с добрым, ангельским личиком учителя-органиста. Здесь же были итальянские рабочие в траншеях, покрытые потом и пылью под жарким солнцем. Было несколько фотографий самой Анжелы и ее старшей сестры, Кларетты, более высокой, более худощавой и не такой красивой, в поле с отцом после триумфа находки. Имелись снимки с профессором Монти, представляющим свои находки, только арамейский текст на папирусах был совершенно неразличим из-за большого расстояния. Здесь имелось все, кроме того, о чем Ренделл думал.

Он закончил рассматривать последнюю пачку снимков и поднял голову.

— Прекрасно, Анжела. Многие из них будут очень полезны для нашей рекламной кампании. Я возьму их на выходные, просмотрю, и самые качественные мы размножим.

Анжела не отводила глаз от Ренделла.

— Что-то в твоем голосе не чувствуется энтузиазма.

— Да нет, они хороши. Но я надеялся — ну, я очень надеялся на то, что среди этих фотографий будут и увеличенные снимки папирусов.

— Если я правильно помню, они были, — сказала Анжела. — Мой отец частенько просиживал часами, изучая снимки. Все это было еще перед тем, как подлинность папирусов была подтверждена, и сами они были переданы итальянским правительством издателям в аренду. Отец даже выучил арамейский, поэтому мог читать папирусы так же хорошо, как будто те были написаны по-итальянски или по-немецки. Практически говоря, он заучил их на память, каждый фрагмент, каждый значок, чем он страшно гордился и даже любил хвастаться.

— И где же эти увеличенные снимки теперь?

— Не знаю. Я пыталась найти их перед своей поездкой в Амстердам, но не смогла отыскать ни одного. Я даже спрашивала у отца, но он же типичный рассеянный профессор. Он просто не помнил, что могло с ними случиться. Думаю, что его это и не беспокоило. Ведь он уже сфотографировал их все в памяти. Но мне кажется, что он, скорее всего, передал снимки в министерство, а уже те переправили их доктору Дейчхардту. — В голосе Анжелы прозвучала надежда. — Может ты спросишь у Дейчхардта?

— Да, я так и сделаю.

— Тем не менее, насколько мне помнится, у тебя имеется и собственный набор, сделанный мистером Эдлундом.

— У меня он имеется, только… ладно, это уже неважно. Мне просто хотелось увидеть и некоторые другие снимки.

Анжела внимательно поглядела на Ренделла. Тот пытался избегать ее взгляда, деловито собирая разбросанные фотографии и укладывая их назад в ящик.

Покончив со снимками, он понял, что Анжела все еще изучает его.

— Стив, тихо произнесла она, — почему ты меня избегаешь?

— А разве я тебя избегаю?

— Да. Что-то случилось. Когда ты снова будешь любить меня?

Ренделл чувствовал, как одеревянели мышцы его шеи.

— Тогда, когда я вновь буду тебе верить, — ответил он.

— А сейчас ты мне не веришь?

— Нет, — довольно резко сказал он. — Нет, Анжела, я тебе не верю.

Вот. Наконец-то. Ренделл почувствовал облегчение, но вместе с тем и возросший гнев по отношению к этой девушке и, одновременно, правоту этого гнева. Он встретил ее взгляд, приготовившись к ее возражениям. Но Анжела ничего не говорила, не проявляла никаких видимых реакций. Ее прекрасное лицо, если не считать зрачков, оставалось неподвижным.

— Ладно, — сказал он. — Ты сама напросилась. Так что давай уже закончим с этим.

Анжела молча ждала продолжения.

— Я не верю тебе, потому что не могу верить тебе уже ни в чем, — сказал Ренделл. — Ты солгала мне на прошлой неделе. Ты лгала мне и раньше, только тогда это была мелкая ложь, особой важности не имеющая. На сей же раз ложь была крупная, и она может быть крайне важной.

Он ожидал ответа с ее стороны, но его не было. Девушка казалась, скорее, опечаленной, чем возмущенной.

— Ты лгала мне относительно Горы Афон, — продолжил Ренделл. — Ты рассказывала, будто ездила туда с отцом на встречу с Петропулосом. Ты говорила, что отец настоятель изучил папирусы и подтвердил их подлинность, помнишь? Только все это была наглая ложь, Анжела. Я знаю. Потому что я сам отправился на Гору Афон. Тебе известно, что на прошлой неделе я был на Горе Афон?

— Да, Стив, знаю.

Ренделл не стал выяснять, откуда ей это стало известно. Нельзя было сбиваться с выбранного пути.

— Так вот, я был на Горе Афон. А ты там не была. Ни одной женщине, ни одному существу женского пола не разрешено пребывать на полуострове уже более тысячи лет. Женщин изгоняют из того места. Так что ты там никогда не была, равно как и твой отец. И настоятель никогда не видел твоего отца — а также и его папирусов, вплоть до сегодняшнего утра. Не станешь же ты это отрицать?

— Нет, Стив, не могу и не стану. — Она почти что шептала это. — Да, я солгала тебе.

— Тогда, как ты можешь ожидать, что я буду верить тебе… доверять тебе… верить во что-либо, что ты мне еще расскажешь?

Анжела прикрыла глаза, провела по ним пальцами, а потом снова глянула на Ренделла, и в этом взгляде было страдание.