30 мая Мэйдзи возвратился из Хиросимы в Токио. Со станции Синбаси он проехал триумфатором через весь город, улицы которого были запружены ликующим народом и школьниками. Женские школы мобилизованы в этот день не были. В давке кое-кто пострадал. Повсюду виднелись национальные флаги и праздничные бумажные фонарики. Завидев экипаж, люди кричали: «Да здравствует император! Да здравствует империя!» Мэйдзи проехал под огромной триумфальной аркой, сооруженной к его прибытию. Для ее строительства тысяче рабочих пришлось расширить улицу Сайвайтё. Высота арки составила более 30 метров. Харуко вернулась из Хиросимы отдельно от супруга на следующий день. Во-первых, для того, чтобы зрелище было более продолжительным. Во-вторых, для того, чтобы соблюсти внутрисемейную иерархию. Появляться под руку позволялось только в день серебряной свадьбы.

Утагава Кокунимаса. Триумфальное возвращение главнокомандующего в Токио (1895 г.)

Согласно версии художника, на вокзале Мэйдзи встречала его одетая по парижской моде супруга. На самом деле они вернулись из Хиросимы по отдельности.

В день прибытия Харуко на токийских улицах выстроились школьницы. Мэйдзи был отцом японским мальчикам, Харуко – матерью девочкам. Оба они были родителями сорокамиллионного народа, который одержал победу в схватке с 400 миллионами китайцев.

30 мая Носаки Сокэдзюро, житель далекой префектуры Фукусима, угодил в полицейский участок. Собираясь поприветствовать своего императора, он с раннего утра занял место на дворцовой площади. Когда Мэйдзи проезжал мимо него, Носаки прокричал «Банзай!», достал из кармана несколько обернутых в белую бумагу монет и бросил их в сторону экипажа. Затем он похлопал в ладоши и поклонился. Бдительные полицейские немедленно схватили его, полагая, что он решил таким образом оскорбить монарха. Однако вскоре Носаки пришлось отпустить: выяснилось, что он действовал из самых лучших побуждений. Как и предписывала официальная пропаганда, он считал императора неким подобием божества. Согласно же японским обыкновениям, божеству при посещении святилища или храма следует оставить денежное пожертвование. Что он и сделал[244].

За прошедшее столетие официальные представления об императоре изменились. Теперь только он мог рассматриваться как источник денег, только он мог жаловать их своим подданным. Им же делать это запрещалось. Разумеется, от этой конструкции веет лукавством – ведь подданные платили налоги, и именно благодаря им Мэйдзи мог заниматься благотворительностью. Впрочем, такая мысль, похоже, никому не приходила в голову. Идея о том, что народ содержит своих правителей, а не наоборот, является достоянием демократического общества. Несмотря на наличие конституции, Япония того времени представляла собой страну, которая считала, что ею правит то ли полубог, то ли получеловек.

Мэйдзи несколько поспешил с триумфом. Хотя 29 мая японские войска высадились на Тайване, который, согласно Симоносэкскому договору, принадлежал теперь Японии, их встретили там как непрошеных гостей. На острове была провозглашена республика, местные племена организовали партизанское движение. Его удалось подавить только к концу года. Число жертв среди республиканской армии, партизан и мирного населения составило 17 тысяч человек. Японская армия потеряла 527 человек убитыми, около четырех тысяч человек скончались от болезней.

Кобаяси Киётика. Сражение на Тайване

В этой войне приняли непосредственное участие 178 тысяч японских солдат и офицеров, в боях армия потеряла всего полторы тысячи человек. Однако бери-бери, дизентерия, холера, малярия и другие тропические болезни унесли еще 12 тысяч жизней. В числе жертв малярии оказался и главнокомандующий армией на Тайване – принц Китасиракава Ёсихиса, который, разумеется, исполнял чисто церемониальную роль в руководстве войсками. В соответствии с придворными обыкновениями и исходя из нежелания подрывать боевой дух армии, о его смерти объявили лишь через неделю после кончины – 4 ноября 1895 года. Уже будучи мертвым, Ёсихиса получил боевую награду и был повышен в чине. Власти сделали вид, что принц скончался после возвращения в Токио. В стране наступил трехдневный траур. В следующем году в память о принце выпустили марку с его портретом. Победа должна была ассоциироваться с правящим домом – на второй марке в честь победы Японии был изображен начальник генерального штаба принц Арисугава Тарухито. Обе марки выпустили тиражом по 3 миллиона 100 тысяч экземпляров.

С окончанием войны Япония наконец-то ощутила, что она стала по-настоящему «цивилизованной»: вегетарианец превратился в хищника, огромный Китай был повержен. Китай, который начиная с VII столетия в течение стольких веков служил для японцев образцом для подражания и источником мудрости. Теперь в Японии стали раздаваться голоса, что именно она является истинным наследником великого китайского прошлого, которое в самом Китае безвозвратно утрачено. В подтверждение этого из китайских трофейных орудий сделали 300 тысяч медалей, которыми наградили участников войны. Впервые в истории не Япония училась у Китая – теперь в Японию потянулись китайцы, желавшие усвоить опыт модернизации островной страны, которую Китай всегда считал «варварской». Раньше Япония была окраиной Китая, теперь Китай стал окраиной стремительно развивавшейся Японии. Это стало возможным только потому, что Япония отказалась от китайской неподвижной модели мира, где центр и периферия никогда не могут поменяться местами.

Кобаяси Киётика. Знаменитые боги счастья. Веселая компания, собравшаяся во время японско-китайской войны (1895 г.)

На гравюре изображены божества, которые имеют китайское происхождение. Однако теперь все они выступили на стороне япнского оружия. Дайкоку, бог богатства, который обычно изображается с мешком риса, превращается в матроса с вещевым мешком под мышкой. Богиня музыки Бэнтэн предстает в образе медсестры. Добродушный и толстый Хотэй опирается на ствол пушки…

Япония стала первой страной в Азии, которая заставила западный мир считаться с собой. И это произошло потому, что все жители страны согласно исполняли повеления правительства. Японцы действительно стали воспринимать себя как единую нацию и винили сёгунат в том, что он в течение веков «подавлял национальное сознание»[246]. При Токугава войн не случалось, но теперь мирная жизнь уже не выступала в качестве показателя благополучия народа и государства. Главным считалось «единство». А то, что оно покупалось кровью – как чужой, так и своей, – никого не заботило. Окакура Какудзо с явным удовольствием передает такой исторический анекдот. Будто бы Рай Санъё (1780–1832), великого знатока истории, приверженца буддизма и конфуцианства, спросили, что бы он сделал, если в Японию вторгнется армия под водительством Будды и Конфуция. И тот без тени сомнения якобы отвечал: «Шакьямуни отрублю голову, а Конфуция – засолю!»[247]