Понтифик нужен был Ярузельскому, чтобы благословить «перезагрузку» режима, но и понтифику нужен был Ярузельский — чтобы совершить третье паломничество в Польшу. Переговоры об этом велись весь 1986 год. Первосвященник никогда не забывал о родине. Он, побывавший уже в самых отдаленных уголках планеты, встречавшийся с величайшими политиками мира, выступавший перед миллионными толпами, снова и снова рвался в Польшу, словно питался соками родной земли. Вот и сейчас, едва успев перевести дух после третьего путешествия в Азию, которое занесло его аж на Сейшельские острова и в Сингапур, он снова обратил взор на Польшу, потребовав от ее лидера наладить официальные отношения со Святым престолом, определить наконец правовой статус церкви и позволить ему, главе римско-католической церкви, съездить в Гданьск — колыбель «Солидарности». Ярузельский, со своей стороны, прибег к традиционной риторике властей ПНР: о борьбе за мир, о возрождении пангерманизма, о польско-советской дружбе, поблагодарил главу Ватикана за усилия по изменению отношения Запада к Польше и выразил готовность к диалогу с церковью, хотя не преминул уколоть епископат за игнорирование празднования 40‐й годовщины ПНР (в 1984 году) и уклонение значительной части клира от выборов в Сейм. В итоге была установлена дата визита — 8–14 июня, и маршрут, включавший Гданьск. Однако и тут не обошлось без шероховатостей: власти не позволили провести богослужение в Познани в ознаменование 30-летней годовщины тамошнего бунта. «Сделаете это на столетие», — отрезал Адам Лопатка на встрече с представителями епископата[927].

* * *

Прежде чем приехать в Польшу, Иоанн Павел II в очередной раз посетил Южную Америку. Поводом явился Второй всемирный день молодежи. За океаном ему тоже пришлось иметь дело с лукавым и прагматичным диктатором, но правого толка — Аугусто Пиночетом. Сделав однодневную остановку в Уругвае, 1 апреля Войтыла прибыл в Сантьяго.

Чили, как и вся Латинская Америка, металось между двумя крайностями — коммунистическими революционерами и военной хунтой. Левое движение, подкрепленное моральным наследием таких персон, как Пабло Неруда, Виктор Хара и Сальвадор Альенде, не допускало и мысли о каком-либо компромиссе с Пиночетом, в то время как последний представлял себя защитником христианской цивилизации от нападок безбожных марксистов. Эта уловка, однако, мало помогала: местный епископат так сильно невзлюбил своего президента, что даже не прибыл в аэропорт встречать понтифика, чтобы не оказаться в одной компании с «кровавой собакой». Нунций Анджело Содано тоже был с ним не в ладах. В начале 1984 года он предоставил убежище четырем боевикам Левого революционного движения, наотрез отказавшись выдать их чилийской полиции.

Среди южноамериканских лидеров, отнюдь не отличавшихся симпатиями к левым, Пиночет тоже считался фигурой одиозной — лишь президент Уругвая нарушил всеобщий бойкот и посетил с официальным визитом страну, протянувшуюся вдоль Анд. Впрочем, на тот момент в самом Уругвае у власти стояла военная диктатура, на пару с аргентинцами развязавшая «грязную войну» против оппозиции, особенно левого толка (в частности, против легендарной группировки «Тупамарос», придумавшей городскую герилью). Но уругвайская хунта пала в 1985 году, через два года после аргентинской, а вот Пиночет продолжал держаться за власть.

Войтыла, кажется, испытывал к Пиночету признательность за его готовность принять папский проект урегулирования в проливе Бигл. Римский папа не только стал всего лишь вторым главой государства, посетившим президентский дворец в Сантьяго за то время, пока его занимал палач чилийских коммунистов, но и всячески поддерживал его, когда Пиночет лишился власти. В 1993 году понтифик через Содано (ставшего к тому времени госсекретарем Святого престола) передал благословение генералу и его жене по случаю их золотой свадьбы, а спустя еще шесть лет просил о снисхождении к бывшему диктатору, когда того арестовали в Великобритании по запросу испанского суда. Ярузельский, которого тоже после отставки затаскали по судам, ни разу не удостоился такой чести от соотечественника, хотя крови на его руках было куда меньше.

Встреча в президентском дворце носила подчеркнуто личный характер. Никаких торжественных приемов и официальных переговоров — понтифик прибыл с пастырским визитом и не собирался обсуждать межгосударственные отношения. Но Пиночет, как и Ярузельский, не мог не использовать прибытие столь солидного гостя в своих интересах. Сразу же после рукопожатия он пригласил первосвященника выйти вместе с ним на балкон, чтобы показаться народу. Ничего подобного не было предусмотрено в программе визита, но вмешиваться было поздно. Войтыла не стал упираться и появился на балконе, где был немедленно запечатлен фотографами[928]. Эта сцена сильно подпортила репутацию Иоанна Павла II, обрушив на него обвинение в поддержке кровавой диктатуры. Обвинение вряд ли справедливое — понтифик встречался со многими лидерами, в том числе и одиозными, но такова цена паломничества. Разве мог он, будучи гостем, отказать хозяину? И разве не поступил бы он так же, если бы в роли хозяина выступал, допустим, тот же Ярузельский?

В беседе, которую два государственных мужа вели в присутствии нунция, Пиночет пытался дискутировать с понтификом насчет разнообразия политических систем: «Почему церковь все время говорит о демократии? Один метод управления ничем не хуже другого», — на что получил мягкое возражение святого отца: «Люди имеют право на гражданские свободы, даже если совершают ошибки в их применении».

Третьего апреля Войтыла посетил хоспис «Hogar de Christo» («Убежище Христа»), основанный в 1944 году иезуитом Альберто Уртадо (или просто падре Уртадо). В этом хосписе находилась одна из самых знаменитых жертв режима Пиночета — Кармен Кинтана, молодая девушка, которую годом раньше едва не убили патрульные, схватившие ее во время студенческих выступлений. Обнаружив у Кинтаны и ее спутника бутылки с зажигательной смесью, солдаты облили их обоих бензином и подпалили. Товарищ Кинтаны, американский фотограф чилийского происхождения, погиб, девушка же чудом выжила, но получила страшные ожоги. «Я знаю все», — произнес Войтыла, поцеловав ее в лоб.

Днем раньше он сделал неявный выпад против Пиночета. Во время литургии на Национальном стадионе Сантьяго — том самом, который путчисты несколько месяцев использовали как концлагерь и где убили Виктора Хару, — понтифик назвал его не только местом спортивных состязаний, но и местом боли и страданий «в минувшую эпоху».

Во время этой мессы понтифик вопрошал собравшуюся молодежь: правда ли, что она отказывается от погони за богатством и властью во имя жизни по Евангелию? «Да!» — прозвучал в ответ согласный рев. Но когда он спросил, правда ли, что молодежь отвергает идола секса во имя любви, ответом ему была тишина и разрозненные возгласы.

Впрочем, это мелочь в сравнении с тем, что ожидало его в парке имени Бернарда О’Хиггинса, где Войтыла собирался беатифицировать кармелитку Терезу Андийскую, девятнадцатилетнюю девушку, скончавшуюся от тифа в 1920 году. Еще до прибытия римского папы в парк организаторы заметили, что первые ряды собравшихся ведут себя иначе, нежели принято во время службы, — будто готовят какую-то акцию. Понтифик уже сталкивался с чем-то подобным в Никарагуа. Поставленный об этом в известность, он не стал ничего менять: «Все должно пройти так, как запланировано». Реальность, однако, оказалась еще хуже, чем предполагали. Стоило Войтыле начать литургию, с левой стороны сцены человек семьсот (активисты Компартии и Левого революционного движения) принялись швырять камни в сторону навеса с репортерами, а также жечь шины, которые принесли с собой — несомненно, с ведома полиции. Та, помедлив, вступила в дело — в ход пошли слезоточивый газ и водометы. Часть верующих разбежалась, опрокинув заграждения. Всю округу заволокло дымом. Один из чилийских чиновников заметил отцу Роберто Туччи, организатору всех зарубежных визитов понтифика: «Хорошо, что так произошло. Теперь римский папа увидит, что это за люди». Иоанн Павел II все же довел литургию до конца, хоть дым ел глаза. Затем, смахивая слезы, причастил группу детей. Отец Туччи потом скажет, что столкновения в парке О’Хиггинса научили его одной вещи: всегда надо иметь при себе лимон, потому что его дольки, завернутые в платок, позволяют дышать в облаке слезоточивого газа.