– Теперь ты – Автарх, – сказал Мальрубий. – Известно тебе об этом?

Казалось, его голосу вторит свист ветра в снастях.

– Да. Мой предшественник, чей разум теперь – один из моих, пришел к власти точно таким же образом. Теперь мне известны все тайны, все слова власти, хотя у меня пока не было времени поразмыслить о них. Мы возвращаемся в Обитель Абсолюта?

Мальрубий покачал головой:

– К этому ты еще не готов. Ты полагаешь, будто тебе доступно все, что знал прежний Автарх, и нисколько не ошибаешься, но власти над этими знаниями у тебя пока нет. А ведь когда придет время испытаний, тебе придется столкнуться со многими, готовыми лишить тебя жизни при первом же колебании. Ты был воспитан и вскормлен в Несской Цитадели – какие слова надлежит сказать ее кастеляну? Как подчинить себе людей-обезьян, стерегущих рудник с сокровищами? Какие фразы отпирают двери хранилищ в Тайной Обители? Нет, мне их называть ни к чему: все это – тайны, необходимые в твоем положении, я знаю их и без тебя, а вот ты сам сумеешь ли вспомнить без долгих раздумий?

Необходимые фразы память хранила исправно, однако, попробовав произнести про себя хоть одну, я потерпел неудачу. Слова ускользали в стороны, словно рыбешки из рук, и в конце концов я лишь недоуменно пожал плечами.

– Вот так-то. Вдобавок у вод Океана тебя ждет еще одно дело. Еще одно приключение.

– Какое же?

– Если скажу заранее, все пойдет прахом. Не тревожься, дело несложное – управишься в один миг. Однако прежде я должен многое тебе объяснить, а времени на это у нас очень и очень мало. Скажи, веруешь ли ты в явление Нового Солнца?

Примерно так же, как искал в памяти слова власти, я принялся искать в сердце веру, но и на этот раз ничего не нашел.

– Меня воспитывали в этой вере всю жизнь, – сказал я, – только, сдается мне, наставники, одним из коих, к слову, был настоящий Мальрубий, не веровали ни во что подобное, и сейчас я сам не могу сказать, верую или нет.

– Что есть Новое Солнце? Человек? Если да, каким образом его явление вновь сделает все зеленое темно-зеленым и доверху наполнит житницы?

Возвращаться к тому, что без особого интереса слушал даже мальчишкой, сейчас, едва почувствовав себя наследником трона Содружества, мне было совсем не в радость.

– Под явлением Нового Солнца имеется в виду возвращение Миротворца. Вернувшийся в новом воплощении, он принесет нам справедливость и мир. На картинах его лик изображают сияющим, подобно солнцу. Большего я, выученик палачей, а не церковный причетник, сказать на сей счет не могу.

Спасаясь от ледяного ветра, я плотнее закутался в плащ. Трискель, свернувшись клубком, жался к моим ногам.

– А в чем человечество нуждается больше? В мире и справедливости или же в Новом Солнце?

Пожалуй, я улыбнулся бы, если б не онемевшие губы.

– Конечно, оказаться моим покойным наставником ты не можешь никак, но, кажется, слился с ним не хуже, чем я – с шатленой Теклой, а в таком случае ответ мой уже знаешь. Доведенный до крайности, клиент думает только о том, как бы согреться, насытиться да унять боль, а о мире со справедливостью вспоминает лишь после. Дождь символизирует благодать, а солнечный свет – любовь, однако дождь и солнечный свет лучше благодати с любовью, иначе обесценивали бы то, что символизируют.

– По большому счету, ты прав. Тот мастер Мальрубий, которого ты знал в детстве, действительно жив во мне, а твой прежний Трискель – в этом Трискеле. Однако это сейчас неважно. Потерпи, вскоре во всем разберешься, еще прежде, чем мы уйдем. – Смежив веки, Мальрубий почесал поросшую седым волосом грудь, совсем как в те времена, когда я числился среди младших из учеников. – Ты боялся взойти на этот кораблик даже после того, как я объяснил, что он не унесет тебя ни с Урд, ни хотя бы на другой континент. Допустим, я скажу – заметь, я этого не говорю, но, допустим, скажу, – что он вправду унесет тебя с Урд, за орбиту Фалека, называемого вами «Верданди», мимо Бетора с Аратроном, во внешнюю тьму и далее, в совсем другие края. Испугаешься ты сего после плавания с нами?

– Сознаваться в боязни не в радость никому, но… да, подобного я испугался бы.

– А согласился бы, хоть испугавшись, хоть нет, отправиться туда, если таким образом можно привести в сей мир Новое Солнце?

Казалось, в тот миг некий дух жутких бездн за пределами Урд уже сжал мое сердце ледяными ладонями. Насчет «допустим» я нисколько не заблуждался – да и Мальрубий, думаю, вовсе не собирался вводить меня в заблуждение. Ответить «да» означало действительно согласиться на подобное путешествие.

Одолеваемый сомнениями, я надолго умолк. Воцарившуюся тишину нарушал лишь оглушительный грохот моей собственной крови в ушах.

– Если не можешь ответить, немедля отвечать ни к чему. Мы спросим о том же еще раз. Вот только, не получив ответа, я ничего больше рассказать не смогу.

Долгое время стоял я на палубе странного корабля, порой принимаясь расхаживать взад-вперед, согревая дыханием окоченевшие от холода пальцы, а всевозможные мысли толпились, толпились вокруг гурьбой. Сверху на нас бесстрастно взирали звезды, и глаза мастера Мальрубия тоже казались всего-навсего парой точно таких же звезд.

Наконец я, вернувшись к нему, сказал:

– Знаешь, я ведь давно мечтал о… Словом, если полет мой вправду приведет к нам Новое Солнце, я согласился бы.

– Нет, за исход поручиться я не могу. Если бы это дало лишь возможность привести в сей мир Новое Солнце, согласился бы тогда? Справедливость, мир – да, однако Новое Солнце… тепло, свет, энергия в таком изобилии, какого Урд не знала с тех давних времен, когда на ней не родились еще первые люди?

Тут-то и произошло самое странное из событий, описанных мной в сей и без того уже сверх всякой меры затянувшейся повести, причем с ним никоим образом не связано ни звука, ни образа, ни говорящего зверя, ни исполинской женщины. Слушая мастера Мальрубия, я всего лишь почувствовал нечто вроде тычка пальцем в грудь, точно такого же, как в Траксе, когда понял, что должен идти с Когтем на север.

– Да, – отвечал я, вспомнив девчонку из убогого хакаля. – Если бы это дало возможность привести в мир Новое Солнце, я соглашусь.

– А что, если там тебе придется предстать перед судом? Пройти испытание? С предыдущим автархом ты знаком, а под конец даже полюбил его. Теперь он живет в тебе. Был ли он мужчиной?

– Да, он был человеком – к коим ты, мастер, по-моему, не принадлежишь.

– Вопрос не в том, и ты понимаешь это не хуже меня. Был ли он полноценным мужчиной, таким же, как ты – половинка диады «мужчина – женщина»?

Я отрицательно покачал головой.

– Таким же станешь и ты, если не пройдешь испытания. Что скажешь теперь?

Посол всех увечных созданий – Автарха, таскавшего подносы с кухонь в столовые Обители Абсолюта, а после парализованным лежавшего в паланкине, дожидаясь случая передать мне гудящие в голове голоса; и Теклы, корчащейся на «Революционере»; и истекающей кровью, умирающей в подземельях нашей башни служанки, о которой едва не позабыл даже я, много раз похвалявшийся безукоризненной памятью – Трискель положил исполосованную шрамами морду мне на колено. Может статься, именно обретение Трискеля, хоть я и говорил, что оно ровным счетом ничего не изменило, в итоге изменило все. Отвечать мне на сей раз не потребовалось: ответ мастер Мальрубий прочел в моем взгляде.