— Не знаю. Пока ничего. — Роман рядом заерзал и засопел. — Кирюш, а давай я тебе потом позвоню и все-все расскажу, а?

— Хорошо. Только опять не пропадай, Лис.

— Больше не пропаду. Скучаю по тебе.

— А я-то как!

Я, прикусив губу, нажала на отбой, размышляя, как все стремительно поменялось вокруг меня и во мне. Еще недавно жизнь была размеренной, спокойной и казалась в достаточной степени полной, в том числе и событиями. Но вот оказывается, что я совершенно не знала, что такое полная событий жизнь. По сравнению с последними днями мое размеренное существование в столице уже казалось статично застывшей композицией.

— Мы почти на месте! — поставил меня в известность Роман. Почему мне кажется, что он на меня за что-то сердит?

Я устала от неподвижности и с удовольствием покинула машину, хотя была тут же схвачена за локоть и окружена опять здоровенными мрачными охранниками, и меня под конвоем повели к зданию реабилитационного центра. Чувствую себя то ли звездой, то ли опасной заключенной.

— Василиса, девочка! — дядя Максим стиснул меня так, что у меня чуть ребра не треснули. — Ты в порядке?

Я кивнула и стала оглядывать коридор в поисках кресла с мамой.

— Ее тут нет, — покачал головой мужчина, продолжая меня осматривать. — Нам сначала поговорить надо, а потом я тебе все расскажу и покажу. Хорошо?

Максим Григорьевич тепло пожал руки моим сопровождающим и забрал у них мою сумку.

— Ребята, вы меня ждите. Я освобожусь и будем определяться по охране. Я с местным руководством все порешал и даже попросил рядом комнату подыскать, чтобы вы отдыхали, когда не на смене. Само собой, оплата по двойному тарифу.

— Григорич, да ну тебя с деньгами этими, — обиженно пробормотал Роман.

— Ладно, разберемся. Пойдем, Василиса. Времени в обрез.

Весь последующий день промчался для меня одновременно очень быстро и в тоже время казался бесконечным. Пока мама находилась на какой-то процедуре в аппарате, который, как я поняла, создавал эффект невесомости и разрабатывал по новой координацию, дядя Максим в темпе объяснял мне весь распорядок здесь, знакомил с лечащим врачом и с закрепленной сестрой, благо руководителя центра и заведующего в одном лице я уже знала. На самом деле все здесь меньше всего напоминало именно больницу и даже ею не пахло. Огромные окна, большие светлые помещения, куча разных тренажеров, причем даже в холле и коридоре, так, словно все тут было задумано для того, чтобы каждую минуту напоминать о необходимости стремиться к выздоровлению. Мебель вся суперсовременная в стиле хай-тек, кругом сверкает хром и тонированный полупрозрачный пластик, приятных для глаза цветов. Странное такое ощущение. Вроде и красиво, и уютно, но при этом обстановка не давала ощущения дома. Возможно, как раз для того, чтобы пациенты не забывали, что они тут ненадолго и старались больше.

— Главная проблема при инсульте — это полное разрушение нейронных связей в мозгу в определенных участках, именно это и вызывает то, что ошибочно считают параличом, — рассказывал мне Олег Викторович, мамин лечащий врач, которого мгновенно выдернул дядя Максим, пока мы наблюдали через полностью стеклянную дверь за тем, как маму, привязанную ремнями, раскачивал и поворачивал какой-то аппарат. Выглядело это устрашающе, и у меня даже навернулись слезы, и разболелась голова.

— Не нужно так переживать, — заметив мое состояние, успокоил меня мужчина. — Мы сейчас занимаемся тем, что вынуждаем мозг растить и создавать новые связи между нейронами взамен утраченных. То же самое происходит с детьми после рождения, когда они учатся координации в пространстве, сидеть, ходить, брать что-то в руки. Это ведь не вызывало у вас слез?

— Понятия не имею, как это будет и будет ли вообще! — я старалась быть вежливой, но это едва удавалось. Смотреть, как маму, привязанную по рукам и ногам, все еще такую бледную и изможденную болтает в этой жуткой штуке, было очень тяжело.

— Василиса, перестань нервничать, все как надо! — дядя Максим смотрел на меня уже с сомнением, видимо, переживая, что я не способна справиться с собой. — Слушай внимательно доктора.

И я слушала. Старалась отстраниться от своих переживаний и ничего не упустить.

— Я вам во всем буду помогать и учить, — успокаивающе погладила меня по плечу наша медсестра Антонина Борисовна.

— Буду очень благодарна, — от чистого сердца ответила я, потому что жутко переживала, справлюсь ли, но очень-очень этого хотела.

Но когда маму в кресле выкатили к нам, и она улыбнулась мне уже почти нормально, и в ее глазах практически не было слез, меня заметно попустило, и я сказала себе, что все будет нормально. Я наклонилась ее поцеловать, и мама на удивление крепко обхватила мой затылок, прижимая к себе и некоторое время не желая отпускать.

— Доченька моя, — ее речь была еще невнятной, но уже немного лучше. — Соскучилась.

— Да, мам, теперь я тут и еще успею тебе надоесть.

В палате, наблюдая, как дядя Максим прощается с мамой, я испытала очередной взрыв эмоций. Он, никого не стесняясь, опустился на колени, деловито и при этом нежно проверил, удобно ли ей сидеть, поправил всю одежду, пригладил волосы, шепча что-то, слышное только им. Я в этот момент ощутила себя незаконной нарушительницей их личного пространства, потому как в каждом движении этого крупного мужчины было больше искренней заботы и пронзительной интимности, чем я видела за всю мою жизнь у кого бы то ни было. А когда дядя Максим мимолетно уткнулся лбом в мамины колени, делая вид, что просто поправляет плед на них, у меня вообще горло перехватило. Во всей его позе, в этой неловко согнутой спине читалось не просто беспокойство — почти отчаянье. И я вдруг почувствовала что-то вроде зависти и одновременно содрогнулась. Быть не просто желаемой или до безрассудства любимой мужчиной, а именно составлять центр его мира — это так, казалось бы, волнующе и мечта каждой женщины, но при этом пугающе, когда все настолько интенсивно. На мгновение представила на месте мамы и дяди Максима нас с Арсением и тут же прогнала эту мысль. Между ними двумя была некая связь, очень личная и при этом прекрасно видимая всем вокруг, она окружала их, как волшебная аура, и такое бывает один раз на миллион. У нас же с Арсением было только физическое влечение, которому мы оба решили дать шанс просто быть, пока оно не исчерпает себя само. И это все. Я не моя мама, а Сеня не его отец, так что нечего стоять тут, пялясь, и позволять себе глупые