Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты же отдаешь себе отчет, что эта твоя мечта… ну, она и есть мечта и вряд ли что-то большее? Уверен, что именно это тебе нужно в жизни?
— Понятия не имею. И не узнаю, пока просто не попробую. Вот поэтому я хочу вырваться, разорвать все связи. А чтобы меня нельзя было отследить и вернуть, ты станешь моим казначеем. Я же на самом деле не знаю, как пойдет, и где и когда я решу остановиться, да и решу ли вообще. А взамен я избавлю тебя от проблемы. Будем считать это моим подарком.
— Уверен, что это не будет вроде данайских даров? — прищуриваюсь я. — Я пока плохо представляю, как все это будет выглядеть.
— Прекрасно будет. Смотри: я солью инфу, из-за которой у этого урода появятся такие проблемы, что ему станет не до тебя вообще, и исчезну. Он долбаный динозавр и атавизм из прошлого и ощутит на своей шкуре, что такое игра по новым правилам, когда с помощью скандала в сети и СМИ можно урыть человека безвозвратно. Конец его карьере, его бизнесу и даже его репутации среди таких же бывших криминальных ископаемых, как он сам. Ему не об охоте на тебя нужно будет думать, а о том, как собственную шкуру спасти. Если от властей и можно отмазаться, то от своих — нет. На тебя ничто не будет указывать, так что даже если он захочет отомстить, то будет искать меня. И хрен найдет. Так что все счастливы, хэппи энд и прочее нам обеспечено!
— Ты хоть понимаешь, на что себя обрекаешь? Если он так на меня закусил из-за куска земли, тебя он по гроб жизни не простит!
— А видал я его прощение!
— Ты годами не сможешь вернуться, Марк! — качаю я головой.
— А я и не собираюсь! Здесь нет ничего, к чему бы я хотел возвращаться, — Зарицкий сжимает кулаки, и я вижу в его глазах решимость. — Я все равно свалю, даже если придется как-то приспособиться без твоей помощи. Так позволь же мне напоследок выпендриться и побыть чертовым героем!
Я молчу, потому что не считаю себя вправе подводить черту под его привычной жизнью.
— Арс! Ты в деле? Я ведь прошу совсем немного! — нервно сглатывает Марк.
Я прекрасно понимаю, что ему нужно. Он давно собирался, готовился к этому безрассудному бегству, но ему нужен некий спусковой крючок, неоспоримая и значимая причина уже переступить эту грань, и он эгоистично требует этого от меня. И дело совсем не в сохранении денег, ради Бога, сейчас есть для этого тысячи возможностей, таких, что и отследить будет нереально! Дело в том, что ему нужно осознание того, что обратной дороги быть не может, вот поэтому он и здесь сейчас. Что же, а мне нужна безопасность и решение ситуации, и похер, какой ценой. Так что тут эгоизм взаимный. Ну, и кого это волнует?
— Кринников, я жду! — нетерпеливо дергает меня Марк.
— Давай я дам тебе ответ завтра.
В это момент в дверь стучат.
— Вы еще не закончили? — раздается голос Василисы с той стороны.
— Заходи, Васюнь! — вместо меня отзывается Марк и поворачивается к ней. — Совещание перенесено на завтра!
— Прекрати звать ее так, — не могу сдержаться я, а Марк довольно оскаливается и одними губами снова произносит: «Васю-у-уняа-а!»
Вот же козел неисправимый!
— А ты, и правда, поумнел и повзрослел, если стал брать время на раздумья, — криво усмехается он и стремительно идет к двери. — До завтра.
Как только за Марком закрывается дверь, я подхожу к ней, запираю и швыряю ключ на стол. Василиса следит за мной и вопросительно поднимает бровь. Быстро набираю на внутреннем телефоне пост внизу.
— Наверх никому не подниматься, — отдаю приказ и тут же вижу, как вспыхивают щеки Василисы.
Она сглатывает, но не отворачивается и просто наблюдает за мной.
— Поехать домой мы не можем. Ко мне на квартиру тоже не вариант. В гостинице номер снимать тупость, потому как я не потерплю, чтобы мужики, охраняющие двери, могли услышать все эти звуки.
— Звуки? — глаза Василисы прищуриваются, но губы чуть приоткрываются.
— Ага, те самые, которые ты будешь издавать, — усмехнувшись, шагаю к ней и тяну здоровой рукой футболку через голову.
— Думаешь, буду? — Василиса пятится назад. И, нет, в ее глазах нет и тени страха или отказа. Она меня дразнит, разжигает. Не знаю, осознает ли она до конца, или это чистые инстинкты, но именно это она и делает. Вытаскивает наружу ту дикую часть меня, которая желает ее так неистово и долго, что слов для этого просто не существует.
— Будешь, Васюня, еще как будешь! — я не иду — подкрадываюсь к ней, пока она продолжает отступать, возводя с каждым шагом мою потребность в ней в новую степень остроты. — У нас есть только этот вечер и ночь перед тем, как ты уедешь в Краснодар, и я собираюсь сделать так, чтобы ты каждый день там без меня с ума сходила от желания вернуться и оказаться снова подо мной.
Я вижу секундную вспышку раздражения из-за моего наглого заявления, но дыхание Василисы уже сбилось и, похоже, она решает оставить его на потом. Я счастливый придурок, однозначно!
— А ты? — вместо этого шепчет она севшим голосом и, вскинув голову, смотрит мне прямо в глаза, требуя откровенности и одновременно открыто показывая степень собственного влечения.
Отступать ей больше некуда, она прижимается спиной к стене, и эта опора будто придает ей больше уверенности.
— Я что? Буду ли я кричать? Ну, возможно, не так громко, может, только рычать или пошло стонать, но молчать точно не получится, — я наклоняюсь к самому ее лицу, не зная, кого больше искушаю — себя или ее этой предельной близостью.
— Я не об этом, — качает Василиса головой, и ее взгляд становится ошеломляюще уязвимым. — Ты будешь здесь сходить с ума без меня?
— Васю-у-унь, — стенаю я и целую в висок. — Сходить с ума… помирать… загибаться я без тебя буду.
Мой открытый рот скользит по ее щеке и подбородку, минуя губы, ниже, и Василиса откидывает голову, подставляя мне шею. Я дурею от этого покорного жеста и не могу вздохнуть от той нежности, что заполнила мою грудную клетку, и разум на короткое время вытесняет даже жгучую похоть