— А я Новый год, — поддержал ее Федор Тучков, — очень люблюНовый год!

— При чем тут Новый год?

— Прекрасный праздник. По-моему, самый лучший!

— Я говорю, что люблю лето. При чем тут праздник Новый год?

— При том, что это самый лучший праздник в году!

Все-таки он кретин. Нет никакой игры, и фарса никакого нет,есть просто кретин Федор Тучков. Наверное, и жена от него ушла три года спустяпосле свадьбы из-за его кретинизма.

«И это… мой удел? Мое… романтическое приключение?!»

Внизу, под балконом, негромко затрещали ветки, и цикады насекунду смолкли, как будто прислушиваясь.

Марина вдруг перепугалась.

— Что там? — шепотом спросила она и схватила Федора за руку.Рука была широкой и твердой, пожалуй, даже странно твердой при его общемкисельно-окорочном облике.

— Где?

— Там. Внизу.

— Асфальтовая дорожка, — обстоятельно ответил он, заглянуввниз, — а что?

В это время опять затрещали ветки и кто-то что-то негромкосказал.

— Вы что? Не слышите?!

— Слышу, — согласился он хладнокровно, — ну и что?

Конечно, он понятия не имел, что Марина все еще надеется насвое «настоящее приключение»!

Она быстро присела, оказавшись в тени балконной решетки, иФедора потянула за собой.

— Что такое? — недовольно удивился он, но тоже шепотом,видно, подействовала Маринина таинственность.

В кустах действительно разговаривали, но почти невозможнобыло расслышать — о чем. Ей показалось, что несколько раз повторилось «зачем» и«сейчас».

— Зачем мы прячемся? — на ухо ей сказал Федор Тучков. —Сейчас все равно ничего не видно!

Тоже слышал «зачем» и «сейчас»?

Цикады опять стрекотали вовсю, и поле за забором лежало —такое свободное, такое большое, такое летнее, как будто вздыхало после длинногои жаркого дня.

В кустах тревожно шептались.

— Зачем мы подслушиваем? — негромко вопросил Федор. — Мыхотим услышать что-то особенное?

Марина дернула его за руку, чтобы замолчал.

На серебристую и голубую дорожку из кустов выбрался человек— темный силуэт. Выбрался и постоял, как будто прислушиваясь.

— Уезжай, — отчетливо сказал человек в сторону кустов, —только попробуй не уехать! Ты что, не видишь, что творится?!

Из кустов приглушенно ответили, разобрать было нельзя.Марина услышала только «все равно».

— Нет, не все равно! — прошипел черный силуэт. — Я не хочу,чтобы меня кто-нибудь… увидел с тобой! После того, что ты сделал!

Снова слабый треск веток, и все смолкло.

Тень еще постояла неподвижно, как будто прислушиваясь, потомпосмотрела по сторонам и даже наверх, где прятались за балконной решеткойМарина и Федор, и быстро пошла по голубому асфальту налево, в сторону главноговхода.

Неровный кусок желтого света лежал на траве и асфальте.Светился большой металлический ящик на ножке, сделанный «под старину». Теньвошла в желтый свет и оказалась… Вероникой, профессорской внучкой.

Внучка быстро пролетела свет, беспокойно оглянулась ипропала в темноте.

Марина поднялась с корточек и, перегнувшись через перила,посмотрела ей вслед.

Федор Тучков из засады потянул ее за джинсы.

Марина отшвырнула его руку.

— Вы что?! С ума сошли?!

— Зачем вы свешиваетесь?! А если из кустов за вами…наблюдают?!

— Кто? — прошипела Марина и посмотрела опасливо.

Кусты были сплошные и темные, как неровная живая стена. В ихзеленой густоте днем шевелились и попискивали какие-то птицы, время от временивыпархивали, сильно треща крыльями, как будто в сильном испуге.

Сейчас невозможно было себе представить, что днем тамделовито копошатся птицы.

Стояла тишь, только далеко, в деревне, размеренно инепрерывно лаяла собака, и музыка доносилась как будто не снаружи, а изнутридома.

Впрочем, так оно, наверное, и было — танцы уже начались.

Федор Тучков, ее нечаянный компаньон, завозился рядом,достал сигареты и предложил Марине несколько перекошенную от лежания в карманепачку. Марина посмотрела на пачку с отвращением.

— Нет, спасибо, — отказалась она, — я лучше свои.

После чего они глубокомысленно закурили.

— Что за тайны? — как будто про себя пробормотала Марина,надеясь, однако, что он услышит, — Юля с Сережей какими-то загадками говорили,и Вероника теперь тоже.

— Тоже, — согласился Федор Тучков и не добавил ни слова.

Марина некоторое время помолчала, а потом все же невыдержала:

— Как вы думаете, о чем это она… то есть Вероника… Ведь этобыла Вероника, да?

— Да, — подтвердил Федор. — Это была Вероника, совершенноточно.

— О чем она разговаривала? И с кем?

— Понятия не имею, — признался Федор безмятежно. — А как выдумаете, о чем?

— Как о чем?! — поразилась Марина. — О трупе, конечно. Отом, в пруду.

— А есть еще какой-то?

— Что?

— Труп.

— Нет, — удивилась Марина, — больше нет. По крайней мере яничего не слышала.

— А почему вы думаете, что о трупе? Про труп не было нислова.

— Она сказала — «видишь, что творится» и еще «я не могу стобой встречаться после того, что ты сделал»! О чем это, по-вашему?

— По-моему, это может быть о чем угодно.

Кретин. Самый натуральный.

— Тайно, в каких-то кустах, — продолжала Марина, — с кем онамогла там встречаться?

Федор затянулся — оранжевый отблеск сигареты осветил егоподбородок, растекся по вылезшей к вечеру светлой щетине.

— С поклонником? — предположил он.

— Ночью, в кустах, с поклонником?! Она что, мусульманскаяжена? И ее за измену могут закидать камнями на площади? Зачем ей встречаться споклонником ночью в кустах?!