руки на груди.

— Развод происходит. Ты, был, Виктор, прав. Зря мы поженились…

Глава 14 — “Свои”

Иван сидит на корточках у стены. Снизу вверх смотрит мне в глаза.

На щеке горит след от пощёчины.

Чувства раздирают… Моя старая реальность, где мы целое и максимально близки, и моя новая реальность, которая обесценивает старую столкнулись как два тяжеловесных танкера. Где-то у меня в груди. И сминают друг друга…

— Ты разлюбила Ивана?

— Это роли не играет.

— Отвечай на прямой вопрос.

— Не хочу я! И не буду больше никогда на этот вопрос отвечать! Мне на него отвечать неприятно. Тема закрыта. Мы разводимся. Это решение обоюдное. Точка.

— Иван?

Сжав челюсти, молчит. Взгляд теряет фокус. Пятно от пощёчины становится контрастнее.

— Так что — объяснений не будет? — уточняет Виктор.

— Нет, — произносим мы синхронно, не глядя друг на друга.

— Короче, так. Ни одну из сторон я поддерживать не стану. Но сразу скажу, в семье Зольниковых разводов не будет! Три дня вам на примирение.

— А иначе?

— А иначе вылетите с работы оба. С волчьим билетом. И никакой майор, — выразительно дёргает мне бровями, явно намекая на Мансурова, — это не переиграет.

Знает уже, значит, про майора.

Компромата на меня у полковника Зольникова за глаза…

— Иван, выйди, я хочу с Виктором поговорить.

Скользит спиной по стене, поднимаясь.

— Дядька… Все, что она скажет, херня полная. Не верь ей.

Хочется залепить ему ещё раз. Но одного раза вполне достаточно. Эмоции выплеснуты. Хватит!

Выходит.

— Ну почему нельзя как Андрей с Варей, а? — психует Виктор.

— Наверное, потому что я — не Варя, а Иван — не Андрей?

— Да, ты точно не Варя.

— Ну, извини, Вить… — развожу руками. — Я вроде бы никогда Варей и не прикидывалась. Поэтому, твое разочарование не уместно.

— Я не разочарован. Я… опечален, блять. Что два взрослых человека не могут найти компромисс.

— Есть вещи, в которых он невозможен.

— Есть. Не спорю. Но если один из вас сотворил какую-то херню такого плана, тогда я разочарован, да.

— Это точно была не я, так что… Вопросы не ко мне.

— Иван сказал не верить тебе. Ему я верю.

Ну вот! То самое — в итоге все окажутся на стороне Ивана. А мне и не нужно никого на мою сторону. Я как-нибудь разберусь сама!

— Ты хотела мне что-то сказать?

Выкладываю на стол свой телефон, с выражением стреляя на него взглядом.

— Я ничего не могу сказать… в свое оправдание.

Хмуро смотрит на телефон.

— А я? — кладёт свой рядом. — Мне есть что тебе сказать?

— Боюсь, что тоже нечего, — положительно киваю ему.

Да, твой тоже слушают!

— Пойдем, покурим.

Открывает балкон.

Оставляя телефоны на столе, выходим, закрывая за собой дверь.

— Встряла всё-таки… — скрипит Виктор.

Мне нечего ему сказать. Хотя нет…

— Отчасти это и твоя вина. Если бы не твои блок-посты, работала бы сейчас спокойно в какой-нибудь нашей опер группе. У Сергея, например.

— Единственное, что меня удерживает от того, чтобы навялять тебе — это то, что у тебя внешность моей жены. Рука не поднимается.

— Не переживай об этом. Мне уже хорошо досталось, Вить.

— Ну ты же у нас такая крутая девочка! — зло. — Ты же всё сама решаешь! Тебе на мнение семьи и защиту, которую она даёт похер! Ты сама справишься, да?!

А вот это обидно… Попрекать меня не надо!

— Я тебя услышала — “Ивана не топить”. Сделаю что могу.

Резко разворачиваюсь к двери.

— Стоять, капитан, мы не договорили!

— Своим сотрудникам приказывай, — хлопнув дверью, вылетаю в коридор.

Срываю с вешалки пальто. Сердце оглушающе колотиться. Перед глазами пелена.

А почему, собственно? Виктор никогда ко мне симпатией не пылал.

А потому что казалось — есть стена позади меня. Мощная. Зольниковы. А ее нет!

— Яра… — прижав руки к груди стоит испуганная Софийка. Присаживаюсь, обнимая ее на мгновение.

— Самой счастливой девочкой будь!

— Ты куда?..

— Мне срочно на работу, малыш…

Целую в нос, выдавливая скупую улыбку. — Ты же знаешь, что я Бэтмен, — подмигиваю ей.

— Чего встал, — плечом в плечо толкает Виктор Ивана. — Твоя женщина или нет?

Вылетаю за дверь.

Быстро, насколько позволяют каблуки, спускаюсь по лестнице. Уже выходя из подъезда, слышу грохот тяжёлых шагов по подъезду.

Жму на брелок, открывая тачку. Не успеваю заблокировать двери, Иван садится рядом.

Тяжёлым расфокусированным взглядом смотрит вперед.

— Он тебя обидел чем-то?

— Я обижаюсь только на своих. Зольниковы больше не “свои”, - срывается мой голос.

Тяжёлое токсичное молчание выматывает.

— А кто “свой” теперь?

— А своих, оказывается, и правда нет, — вспоминаю слова Мансурова.

Разбито оглядываю панель в поисках сигарет.

— Нет своих…

— Поехали домой, — сквозь зубы цедит Иван.

— А я не хочу с тобой ехать.

— А я тоже не хочу с тобой ехать! — рявкает он. — Но мы, блять, поедем домой! Вдвоем!

— Дядькиных угроз испугался?

— Я могу уволиться завтра. Сам. А ты?

Вздыхаю… Опустошение какое-то.

— А я… не могу.

Иначе пиздец вам, Зольниковы. Просто пиздец…

Жму на газ. Медленно веду тачку в сторону нашего дома.

В голове пустота. Потому что я не знаю, что мне делать.

Я одна против мощной силы. И я не могу позволить утопить Зольниковых. Даже не смотря на предательство Ивана и посыл Виктора — справляться самой с тем, куда влипла.

Как я буду с этим справляться?

Пока что у меня только одна версия: убрать Алишера.

Он так аккуратно меня абьюзит, стараясь не загнать в угол до конца, чтобы мне не сорвало крышу на полноценную войну. Но он не учел одного. Зольниковы со спины подвинули ко мне угол сами! И я все равно оказалась в нем.

Меня мутит… Мутит от страха, что я не вывезу.

— Ты голодная? — срывается голос Ивана, словно он спрашивает через силу.

— Что?.. — растерянно выплываю из своих мыслей.

— Ты ела сегодня?

— Я не помню… — бормочу я.

Я вообще не помню, когда я ела. Я вчера ела?..

— Дай сигарету.

Открывает пачку, протягивает.

Торможу на красный. Забираю сигарету, прикуриваю. Закрывая глаза, делаю глубокую долгую затяжку, чтобы немного ослабить ком в животе и давление в грудной клетке.

Внезапно подкатывает острый приступ тошноты.

Успеваю только выскочить из тачки, как меня выворачивает кислотой, обжигая пищевод и горло.

— Фак…

А вчера я действительно не ела. Только курила.

Так нельзя! — злюсь на себя.

Так мне никакой серьезной войны не вывезти!

Достаю из кармана влажные салфетки, вытираю губы.

— Яра… — подходит Иван.

Во взгляде беспокойство борется со злостью.

— Ты заболела?

— Сядь за руль, — коротко бросаю я. — Я в порядке.

Падаю на