Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Патрон Магеллана Мануэл Счастливый, «христианнейший» король Португалии, сидит верхом на ките, контролируя путь из Атлантического океана в Индийский через мыс Доброй Надежды на карте Мартина Вальдземюллера Carta Marina («Карта морских странствий португальских путешественников», 1516). На короле доспехи и туника в римском стиле, на голове корона, он потрясает скипетром и королевским знаменем на древке, увенчанном крестом. Подпись в крупной рамке сообщает, что «морские странствия португальцев в наши времена» показали ошибочность прежнего мнения о недоступности Индийского океана со стороны моря. На карте есть и сетка широт и долгот, впервые предложенная Птолемеем, и румбы, призванные помочь мореплавателям в прокладке курса. Обращает на себя внимание масштаб в правом нижнем углу и ангелочки-путти, символизирующие ветры и подписанные основными направлениями компаса на нижненемецком языке, в то время как остальные подписи на карте выполнены на латыни. Печатается с разрешения Библиотеки Конгресса
Не сохранилось документов о рождении Магеллана, что, впрочем, не редкость для тех мест и времен. По традиции считается, что наш герой родился в 1480 году или около того: одни авторы просто переписывают этот факт у других, он распространяется, как древесная гниль, но на самом деле никаких доказательств тому не существует. Судя по хронологии последующих событий, Магеллан вряд ли родился до середины того десятилетия. Нет и причин считать, будто он служил пажом королевы Леоноры до того, как стал пажом короля[91]. Это предположение впервые возникло лишь в начале XVII века. С тем же скепсисом нужно отнестись и к рассказам о том, что смерть родителей, после которой он остался опекуном своих родственников со стороны Соуза, стала причиной его переезда ко двору: все объясняет уже факт восшествия на престол Мануэла – представителя дома герцогов, которым служила его семья. Время переезда Магеллана ко двору неизвестно, но, когда Мануэл стал королем, Магеллан, вероятно, уже был подходящего возраста: пажами обычно становились в семь лет, хотя не исключались и более старшие мальчики. Документальные подтверждения статуса юноши при королевском дворе появляются только в 1505 году: он обозначен как придворный в списке участников путешествия на восток Франсишку де Алмейды, первого португальского вице-короля Индии[92]. Переход с придворной службы к активному участию в войнах или экспедициях был инициацией королевского пажа – своего рода выпускным экзаменом по окончании обучения при дворе. Подходящим для такого шага являлся возраст 16–20 лет.
В Португалии королевский двор уже был средоточием политической жизни. Монархия забрала себе власть не силой оружия, не ореолом королевского трона, а обычным дерганием за ниточки. Большое значение имел успех на рынке династических браков, а также раздача титулов, фискальных привилегий или прав вершить суд. Играло свою роль и право короля назначать людей на доходные должности в администрациях, рыцарских орденах и в какой-то степени в католической церкви[93]. Преступников и авантюристов, которых среди аристократов было большинство, удавалось удерживать от мятежей – порой с трудом – благодаря войнам и приключениям за морями.
Казна была пуста, так что король не мог предъявлять слишком больших претензий. У Жуана II практически не было земли. Подобно Роджеру Миллеру в знаменитой песне бродяги, он был, по собственным словам, «королем дороги»[94], поскольку предшественники растратили почти все королевское имущество. До воцарения Мануэла траты всегда превышали расходы[95]. В 1480-х годах открытие гвинейской торговли обогатило королевство Жуана и придало его двору некоторый лоск. Иеронимус Мюнцер, критически настроенный нюрнбергский врач, совершивший турне по Пиренейскому полуострову и посетивший Португалию (причинами путешествия стали одновременно благочестие, любопытство и желание уехать подальше от эпидемии чумы, разразившейся дома), рад был увидеть товары, ввезенные из Германии, наряду с такими экзотическими вещами, как золото, рабы, слоновая кость и перец из Малакки – зерна рая. Разговоры за обеденным столом короля показались ему более учеными и яркими, чем мрачный интерьер дворца, «за которым король почти не следил после смерти сына Афонсу, упавшего с лошади»[96]. Надежды путешественника на то, что такому замечательному королю суждена долгая жизнь, не оправдались: Жуан умер вскоре после отъезда Мюнцера.
Восшествие на престол Мануэла I изменило все. Поэт Гарсиа де Резенде, который служил пажом короля Жуана II и стал доверенным лицом его преемника, подвел итог этой трансформации:
Португальский двор,
Скромный до сих пор,
Блеском пышных лож
Осветил весь мир,
Праведных вельмож
Вмиг собой затмил[97][98].
Новый король был, по большинству расчетов, следующим по порядку наследования, хотя его предшественник сделал все возможное, чтобы этот порядок максимально запутать; однако иностранная поддержка и искусный подкуп сделали свое дело. Король получил прозвище Счастливый, и счастье сопутствовало ему в обоих значениях. Ряд династических инцидентов – трагедии на поле боя, во время охоты, политические убийства – привел к устранению соперников, а заодно и сделал его самым богатым человеком во всей Португалии[99]. Личное состояние Мануэла и то искусство, с которым он управлял деньгами, наполнило сундуки королевской казны. Мне вспоминается случай из детства Р. У. Сазерна: в школе он написал сочинение, в котором утверждал, что Генрих VII был «первым бизнесменом у власти в Англии… Конечно, – добавил он, – я был не прав, но в тот момент я стал историком».
Мануэл был если и не бизнесменом, то вполне по-деловому настроенным королем, склонным извлекать прибыль и сокращать расходы. Он взял себе титул «властителя коммерции», который традиционно настроенный монарх мог бы счесть оскорблением. Новый король в прямом смысле жил над лавкой: королевские покои располагались над Каса-да-Индия – складским и бухгалтерским помещением, куда стекались все товары из Индийского океана. Мануэлу принадлежала пятая часть всех доходов от бурно развивавшейся сахарной промышленности Мадейры[100]. Унаследованные им доходы от герцогств Бежа и Визеу и доля гроссмейстера самого богатого португальского рыцарского ордена позволили Мануэлу значительно увеличить свой двор. Расходы на его содержание существенно выросли. Он выплачивал пенсии уволенным со службы, и за первые три-четыре года его правления расходы короны увеличились более чем вдвое – до 16 миллионов реалов. В целом за время правления Мануэла количество молодых людей при его