— Лжец вернулся!

— Ты ещё не умер? — Ли Ляньхуа тихонько вздохнул, глядя на него. Этот книжный червь был “Учащийся до седин” Ши Вэньцзюэ, первый живой человек, которого он выкопал из-под земли. Они с Фан Добином были полными противоположностями: первый был словно скелет, обтянутый кожей, однако хвастался, что из-за болезненности его баловали, второй же явно был хрупким учёным, но лицо его загорело на солнце до черноты как у Баогуна*, в доказательство, что он вовсе не изнеженный книжник.

Баогун — образ справедливого, неподкупного судьи

— Ты ещё не сошёл с ума, а мне с чего умирать? — Заметив его вздох, Ши Вэньцзюэ повернулся посмотреть на него. — Слышал, что Ли Ляньхуа поймал призрака, и мне вдруг стало за тебя горестно.

— А? — улыбнулся Ли Ляньхуа.

— Пускай ты мошенник и голодранец, не способен лечить, да и в драке ни на что не годишься, но, по крайней мере, не дурак, — сказал Ши Вэньцзюэ. — Если через несколько лет ты вдруг сойдёшь с ума, мне будет не по себе.

Ли Ляньхуа снова вздохнул.

— Мне тоже кажется, что живу неплохо. Если такой день настанет, не забудь пролить за меня две слезинки, я тоже расстроюсь.

Они уставились друг на друга, одновременно вздохнули, а потом не выдержали — рассмеялись, и зашли в Благой лотосовый терем.

У Ли Ляньхуа были сильно повреждены меридианы* сердца, перикарда и желудка — эти три меридиана оказывают большое влияние на мозг, и их повреждение может привести к падению уровня умственных способностей, галлюцинациям и, в конечном счёте, к неизлечимому безумию. Об этом знал один только Ши Вэньцзюэ, втайне он частенько горевал по Ли Ляньхуа: этот человек действительно был мошенником, и кто знает, сколько за этим улыбчивым лицом таилось непонятных ему коварных планов, но как раз по причине этого хитроумия — каково ему было день за днём ждать, что в любой момент можешь поглупеть, сойти с ума? Он представить себе не мог.

Меридианы — сеть сосудов в теле, по которым течёт ци. Ци — общемировая жизненно-энергетическая субстанция, которая может как созидать, так и разрушать

И всё же, видя что Ли Ляньхуа вполне неплохо поживает, он не мог не восхищаться им.

— Что ты там притащил? — Войдя в Благой терем, Ши Вэньцзюэ вдруг заметил, что в узелке Ли Ляньхуа что-то шевелится. — Что это? Крыса?

Осторожно придерживая узел, Ли Ляньхуа вытащил попугая.

— Птица.

— Самец или самка? — Ши Вэньцзюэ с подозрением уставился на него. — С какой барышней ты обмениваешься свадебными подарками?

— Это питомец Юнь Цзяо. — Ли Ляньхуа весело рассмеялся. — Он умеет петь, хочешь послушать?

— Петь? — Ши Вэньцзюэ заинтересованно посмотрел на жёлтого попугайчика. — Пусть споёт, послушаем.

Ли Ляньхуа погладил его по голове, и вскоре попугай раскрыл клюв.

— Ох, мать моя женщина! Что за крики злых духов? С виду такой миленький, почему же поёт так жутко? Будто демоница… — Заслышав столь душераздирающее безъязыкое пение от такого хрупкого и изящного существа, Ши Вэньцзюэ подскочил и схватился за сердце, пытаясь справиться с ужасом. — Что за жуткая тварь?

Ли Ляньхуа нежно прикоснулся к клюву попугая.

— Ему просто отрезали часть языка, я дал ему имя Нюйгуй. — А затем пробормотал себе под нос: — Фан Добину наверняка понравится его пение…

— Не смей! Не вздумай ему показывать! — ужаснулся Ши Вэньцзюэ. — Если отдашь эту тварь ему, ручаюсь, он будет ходить с ней повсюду и пугать людей, напугает клан Фан — перейдёт к Удану, напугает Эмэй — перейдёт к Шаолиню, не вздумай обрушивать такие бедствия на цзянху!

— Тогда подарю тебе…

— Чего? Нет! Не хочу, чтоб мне ночью снились кошмары!

— Но он такой миленький и кормить легко — одной лепешки за медяк ему хватит на десять дней, не разоришься, — серьёзно предложил Ли Ляньхуа.

— Ли Ляньхуа! Твою ж мать, ты уже рехнулся? Я! Не! Хочу!..

Глава 8. Могила первого ранга

Ветер и мелкий снег, высокие сосны.

Здесь находится усыпальница императора Сичэна из предыдущей династии. Для “вершины сокровища”* холм расчистили в окружности пятидесяти ли* и засадили стройными соснами, а под землёй построили необъятных размеров дворец. Усыпальница называлась Си-лин*, но местные жители звали её могилой первого ранга. Сичэн был посредственным императором: за время своего правления не достиг никаких успехов, но и больших ошибок не совершил — и спустя сотни лет после его кончины Си-лин погрузился в тихое безвестие, даже учёные и образованные люди редко вспоминали о здешнем заунывном ветре, навевающем мысли о древности. Нынешний император приказал сотне воинов нести почётный караул у гробницы Сичэна, но помыслы его явно были неискренни, а оставленные воины славились тем, что пьянствовали и устраивали беспорядки.

Вершина сокровища — высокий холм над могилой владельца усыпальницы

50 ли = 25 км

Си-лин — т. е. могильный холм Си, “Си” здесь то же, что и в имени императора

В конце концов, ужасно скучно присматривать за мертвецом, который совершенно точно не выползет из могилы.

Чжан Цинмао нетвёрдой походкой вышел из наземного дворца Си-лина с двумя кувшинами в руках. Зима стояла суровая, он проиграл в игру на пальцах, потому и пришлось идти за вином. Заодно собирался купить ещё несколько цзиней маринованной говядины, а затем вернуться оттаивать. На улице бушевала метель, но при мысли, что скоро сможет с удобством выпить и поесть мяса, он воспрял духом и направился в сторону городка Пиншань, что находился в двадцати ли* от гробницы.

20 ли = 10 км

Был первый день двенадцатого лунного месяца, снег не прекращался уже четверо суток, и сугробы навалило ему по колено. Он шёл какое-то время, изрыгая проклятия, а потом споткнулся о камень и упал — после чего с удвоенной силой принялся поносить своих сослуживцев, укрывшихся от холода в наземном дворце Си-лина, и их матерей, словно все эти многочисленные люди подставили ему подножку. Когда облегчил душу, наругавшись всласть, он наконец поднялся и вдруг увидел, что из сугроба торчит нога. Ступня была похожа одновременно на редиску и на ствол дерева, Чжан Цинмао смог опознать её лишь по штанам и обуви.

Штаны из чёрной парчи превосходного качества резко выделялись на фоне сугроба, в который провалился Чжан Цинмао, а на мягких сапогах на тонкой подошве была вышита человеческая голова без лица — только шея и волосы, вот так диво! Прежде чем превратиться в винный бочонок, Чжан Цинмао несколько лет шатался по цзянху, и, едва завидев эти сапоги, надолго оцепенел, а потом разразился воплями: “Безликий убийца!”