Пауль слушал Тею и все больше удивлялся истории ее связи с братом.

По-моему, эта дерзкая очаровашка и впрямь правдива, искренна и добра, размышлял он, с удивлением вглядываясь в нежные черты собеседницы. У него немалый жизненный опыт, поэтому вряд ли даже самая талантливая актриса смогла бы так ловко его дурачить. Итак, почему Тея жила с Кристофером? Для чего ей понадобилась эта связь, если не ради присвоения его денег? Может, их роман был настоящим?

Пришедшая на ум мысль поразила его как гром среди ясного неба. Некоторое время он смотрел на Тею, недоверчиво сузив глаза.

Все последние годы он был уверен в том, что молодая любовница брата — наглая проходимка, поэтому изменить о ней мнение столь быстро и коренным образом оказалось для него не так-то просто.

В тот момент, когда Тея замолчала, погрустнев, он осознал, что, увлекшись своими мыслями, прослушал последнюю часть ее рассказа. Ему не оставалось ничего другого, как сделать вид, что он понимает причину ее грусти и молча ей сочувствует.

— Через месяц, когда срок договора истечет, нам надо будет выехать отсюда, — продолжила Тея. — Или остаться, но платить арендодателю в три раза более высокую плату.

— Вы дорожите этой работой, боитесь ее потерять? — осторожно поинтересовался Пауль.

Глаза Теи вспыхнули.

— Я знаю, что вы думаете о моем занятии: трудиться за мизерные деньги — удел дураков! Правильно?

— Почему вы так решили? — спокойно спросил Пауль.

— Потому что основная задача вашей жизни — преумножение капитала, психологические проблемы несчастных пострадавших наверняка ни капельки вас не волнуют! — выдала она.

Пауль нахмурил брови.

— Да, я зарабатываю немало, но не считаю, что должен за это перед кем-либо извиняться.

Тея язвительно хихикнула.

— Извиняться! Ха! От вас, я уверена, никто и никогда не слышит извинений. Самовлюбленные снобы, подобные вам, наверное, даже не знают, как это делается!

Договорив последнее слово, Тея скорчила презрительную гримасу, в то же самое время ругая себя за безобразное поведение. Поток агрессивных обвинительных слов лился из нее как будто непроизвольно.

Пауль долго смотрел ей в глаза, о чем-то размышляя, потом совершенно неожиданно запрокинул голову и разразился хохотом.

Она почувствовала новый приступ раздражения.

— Над чем это вы смеетесь?

— Вы неподражаемы! — выдавил он из себя, успокаиваясь. — В глаза меня еще никто и никогда не называл самовлюбленным снобом.

— А за глаза как пить дать называл, и далеко не один человек! — смело произнесла Тея, забыв о том, что буквально минуту назад упрекала себя за чрезмерную агрессивность.

Пауль мотнул головой.

— Странно, но ваша горячность мне даже нравится. В основном, наверное, потому, что она положительно на меня влияет.

— Что? — удивилась Тея.

— Да, да, я еще в прошлый раз заметил, что, пообщавшись с вами, становлюсь лучше, представляете?

Девушка небрежно повела хрупким плечом.

— Ваши смелые высказывания в мой адрес как будто делают меня добрее, внимательнее, даже сердечнее, — добавил Пауль.

Сердечнее! — иронично повторила Тея про себя. По-моему, таким тебя никак не назовешь!

С минуту оба молчали.

— М-да, — произнес Пауль, оглядывая оконную раму с облупившейся краской и стену с зигзагообразной трещиной. — Здание в ужасном состоянии. Здесь бы не мешало сделать капитальный ремонт. И щиток с пробками давно пора поменять, он у вас прямо-таки доисторический! — В его глазах заиграли насмешливые огоньки.

Tee же было не до смеха. Вспомнив, что даже это ужасное помещение им придется вскоре оставить, в результате чего дальнейшее существование «Возрождения» станет весьма проблематичным, она приуныла и почувствовала, как к ее глазам безудержно подступают горячие слезы, а губы поневоле начинают дрожать.

— А чем конкретно вы занимаетесь в этой организации? — полюбопытствовал Пауль, заметив ее состояние и пытаясь отвлечь ее разговором.

Он подумал вдруг, что в тот момент, когда не слушал ее, Тея уже могла упомянуть об этом.

— Я с шести лет училась играть на фортепиано, — вполне миролюбиво произнесла девушка, и Пауль с облегчением понял, что все в порядке. — В десять начала с увлечением сочинять небольшие пьесы, принимать участие в конкурсах, выступать на концертах... — Она помолчала, корча гримасу безразличия и разочарования. — Вот и здесь половина моих обязанностей заключается в организации музыкальных вечеров и музыкальном оформлении некоторых других мероприятий.

Глаза Пауля оживленно заблестели.

— А почему вы не захотели продолжить заниматься музыкой более серьезно?

Тея устремила на него полный грусти взгляд.

— Еще в восемнадцать лет я поняла, что как музыкант, а тем более — композитор, не представляю собой ничего выдающегося, — нехотя призналась она.

— Может, вы преждевременно отчаялись? — спросил Пауль.

Тея покачала головой.

— Быть посредственностью, занимаясь искусством, — это унизительно, — пробормотала она. — Здесь, в «Возрождении», я явно приношу людям пользу и получаю от этого удовлетворение.

Три раза в неделю по утрам ей приходилось подрабатывать еще и няней, но об этом она предпочла не упоминать.

— Вы сыграете для меня? Хотелось бы услышать что-нибудь из ваших произведений.

Тея изумленно пожала плечами и смущенно улыбнулась.

— Вряд ли.

— Очень вас прошу! — Пауль приблизился к ней на шаг, наклонил голову, приводя ее тем самым в состояние оцепенения. — Мне кажется, вам следует вернуться к серьезным занятиям музыкой.

Он выдержал паузу, давая ей время поразмыслить.

— Вы ведь знаете, Тея, что человек искусства должен обладать огромным упорством. Вспомните, скольких великих художников, писателей и музыкантов при жизни вообще не признавали. Если б в возрасте семнадцати-восемнадцати лет все они вдруг решили забросить свое дело, то мы никогда не узнали бы о них, а человечество лишились большей части культурного наследия...

Его голос действовал на нее гипнотически. Tee хотелось бесконечно долго стоять и слушать, слушать, слушать этого мужчину, наслаждаясь его близостью.

Но в тот момент, когда он приблизился к ней еще на шаг, ею овладела паника.

Немедленно уходи! — завопил ее внутренний голос. Нельзя подпускать его так близко, это опасно!

Но она продолжала стоять на месте, боясь шелохнуться, с замиранием сердца ожидая, что же последует дальше.

Он медленно поднял руку, провел пальцем по контуру ее нежно-кораллового пухлого рта, склонил голову и потянулся к нему губами.