— Конечно, пожалуйста.

— Если всем известно, что сигареты вредны,почему ваш клиент продолжает производить их?

Кое-кто из коллег миссис Татуайлер хихикнул.Все взоры устремились на Дурвуда Кейбла. Он, никогда не отступавший ни прикаких обстоятельствах, продолжал улыбаться.

— Отличный вопрос, — громко сказал он.Отвечать на него Кейбл вовсе не собирался. — Вы полагаете, миссис Татуайлер,что производство сигарет следует вообще запретить?

— Да.

— Даже если есть люди, которые желаютвоспользоваться своим правом курить?

— Сигареты вредны, мистер Кейбл, вы этознаете.

— Благодарю вас, миссис Татуайлер.

— Производители начиняют сигареты никотином, ккоторому люди привыкают, и рекламируют свою продукцию, как безумные, желаяпродать ее как можно больше.

— Благодарю вас, миссис Татуайлер.

— Я еще не закончила, — громко сказала она,вцепившись в спинку передней скамьи; теперь она казалась даже выше ростом. —Производители сигарет всегда отрицали, что в сигаретах есть вредные добавки.Это ложь, и вы это знаете. Почему они не сообщают об этом на этикетках?

Выражение лица Дурра ничуть не изменилось. Онтерпеливо ждал, затем вполне приветливо спросил:

— Вы закончили, миссис Татуайлер?

Она хотела еще многое сказать, но вдруг ейпришло в голову, что здесь не место для подобных речей.

— Да, — ответила она почти шепотом.

— Благодарю вас. Ответы, подобные вашему,чрезвычайно важны для принятия решения при отборе жюри. Большое вам спасибо. Выможете сесть.

Она оглянулась, словно ожидая, что кто-нибудьподдержит ее, но осталась в одиночестве и тяжело рухнула на свое место. С темже успехом она могла вообще покинуть зал суда.

Кейбл быстро перешел к менее болезненнымтемам. Он задавал множество вопросов и предоставил своим экспертам-наблюдателямобширный материал для изучения. Закончил он в полдень, как раз к обеденномуперерыву. Харкин попросил всех вернуться к трем, но адвокатам велел пообедатьбыстро и быть на месте через сорок пять минут.

В час дня в пустом и запертом зале судаДжонатан Котлак сообщил сгрудившимся за своими столами адвокатам, что “истицасогласна на включение в жюри номера первого”. Это никого не удивило. Каждыйзаписал что-то на своей распечатке, в том числе и Его честь, который посленебольшой паузы спросил:

— Защита?

— Защита согласна.

Тоже неудивительно. Номером первым была РиккиКоулмен, молодая мать двух детей, которая никогда не курила и работаларегистраторшей в больнице. Котлак со своей командой отобрали ее по письменнымответам, поставив седьмой в десятке желательных присяжных. Они основывались натом, что она имела отношение к лечению больных, окончила колледж и здесь, взале, проявляла искренний интерес ко всему происходящему. У команды защиты онапрошла под шестым номером, и рейтинг ее мог бы подняться даже выше, если бы неряд неприятных моментов.

— Это было нетрудно, — пробормотал себе поднос судья Харкин. — Пойдем дальше. Присяжный номер два, Реймонд Си Ламонетт.

Мистер Ламонетт был первым стратегическимобъектом схватки. Ни одна из сторон не желала видеть его в жюри, его рейтинг уобеих команд составлял всего 4,5. Он дымил, как паровоз, но отчаянно мечталбросить. Его письменные ответы были абсолютно бесполезны, так как разобрать ихвозможным не представлялось. Эксперты обеих команд, наблюдая за ним, пришли квыводу, что он ненавидит всех адвокатов и все, что с ними связано. Много летназад его сбил чуть не насмерть пьяный водитель, но тяжбу против него мистерЛамонетт проиграл.

По правилам каждая из сторон имела право нанесколько безапелляционных отводов присяжных, то есть без указания причин.Учитывая важность рассматриваемого дела, судья Харкин предоставил каждой изсторон по десять таких возможностей против обычных четырех. Обе стороны хотелизабаллотировать мистера Ламонетта, но каждая желала сделать это руками противника,чтобы сохранить за собой право отвода десяти еще менее желательных кандидатов.

Право первого выбора за истцом. Посленебольшой заминки Котлак сказал:

— Истица отводит номер два.

— Истица использовала одну из десятивозможностей безапелляционного отвода, — объявил Харкин и сделал пометку вблокноте. Маленькая победа защиты, одержанная благодаря решению, принятому впоследнюю секунду, — Дурр Кейбл тоже был готов заявить отвод.

Истица отвела номер третий, жену служащегокорпорации, а также номер четвертый. Последовали и другие стратегическиеотводы, в результате чего первый ряд оказался практически опустошенным. Почтитакая же участь постигла ряд второй, где из двенадцати человек лишь пять прошлисквозь сито отводов, причем два отвода последовали со стороны суда. Когда делодошло до третьего ряда, семь присяжных уже были утверждены. На восьмом местездесь сидел “великий неизвестный”, Николас Истер, кандидат в присяжные подномером тридцать два, которому было уделено много внимания и который казалсявполне приятным молодым человеком, однако заставлял обе стороны нервничать.

Уэндел Pop, который занял место Котлака,проводившего срочное совещание с экспертом по поводу двух лиц из четвертогоряда, заявил отвод номеру двадцать пятому. Это был девятый отвод истицы.Последний приберегался для сильно напуганного и пользующегося дурной славойреспубликанца, сидевшего в четвертом ряду, если, конечно, они дойдут дочетвертого ряда. Защита отклонила двадцать шестого и лишилась тем самым своеговосьмого шанса. Кандидаты под номерами двадцать семь, двадцать восемь идвадцать девять были утверждены. Тридцатый номер отведен по обоснованнойвзаимной просьбе, не лишившей ни одну из сторон оставшихся возможностей наотвод без объяснения причин. Дурр Кейбл обратился к судье с просьбой прерватьведение протокола, так как появилась необходимость кое-что обсудить в частномпорядке. Pop казался слегка озадаченным, но не возражал. Секретарь пересталписать. Кейбл вручил краткое резюме Рору и Его чести судье Харкину. Понизивголос, он сказал:

— Ваша честь, из некоторых источников намстало известно, что присяжный номер тридцать, Бонни Таюс, регулярно употребляетнаркотический препарат ативан. Она никогда не лечилась, не подвергалась арестуи никогда не признавала своей наркозависимости. Разумеется, не призналась она вэтом и заполняя анкету, и в ходе устного опроса. Ей удается жить тихо инезаметно, сохранять работу и мужа, хотя он у нее уже третий.

— Как вы это узнали? — спросил Харкин.