Однако адвокаты защиты, сидевшие в десятифутах от Кот-лака, рассматривали ее как весьма подходящего кандидата. ДжоуэнМилвуд могла стать для них счастливой находкой.

Pop начал задавать аналогичные вопросы другимветеранам присяжной службы, и процедура приобрела монотонный характер. Затем онзатронул щекотливую тему реформы гражданского законодательства и предложил рядбеспорядочных вопросов о правах жертвы, поверхностных судебных разбирательствахи суммах страхования. Вокруг некоторых из них завязались небольшие дискуссии,но неприятностей удалось избежать. Подходило время обеда, и аудитория на времяутратила интерес к происходящему. Судья Харкин объявил часовой перерыв,охранники очистили зал.

Однако адвокаты остались. Глория Лейн сосвоими помощницами раздала им пакеты с едой — маленькие сандвичи нанепропеченном хлебе и красные яблоки. Обед должен был проходить “без отрыва отпроизводства”. Двенадцать ответивших на вопросы кандидатов следовало обсудить ипринять по ним решения. Его честь был готов выслушать доводы. Всем подали кофеили чай со льдом — по желанию.

Использование анкет значительно облегчалоподбор жюри. Пока Pop задавал вопросы в зале суда, десятки людей в другихместах изучали письменные ответы и вычеркивали имена из своих списков. У одногокандидата сестра умерла от рака легких. У семи других были друзья илиродственники, страдавшие от серьезных заболеваний, которые эксперты считаливероятным результатом курения. Почти половина ответивших на анкету либопродолжали курить, либо в прошлом были заядлыми курильщиками. Большинствокурящих признались, что хотели бы бросить.

Сведения были проанализированы, внесены вкомпьютеры, и к середине второго дня судебных заседаний все получили распечаткии внесли в них поправки. Объявив в половине пятого об окончании второго днязаседаний, судья Харкин снова приказал очистить зал, и работа над спискамипродолжилась. Почти три часа юристы изучали и дебатировали письменные ответыкандидатов. К концу дня еще тридцать одно имя было исключено из списков. ГлорииЛейн надлежало немедленно обзвонить этих новых “отставников” и сообщить имрадостную весть.

Харкин был решительно настроен закончить отборприсяжных в среду. Он утвердил в общих чертах расписание выступлений на четверги даже намекнул на вероятность субботнего заседания.

В восемь часов вечера он выслушал еще однопоспешное и едва ли плодотворное предложение и распустил всех домой. Адвокаты“Пинекса” собрались у Фитча в конторе “Уитни, Кейбл и Уайт”, где их ожидали всете же холодные сандвичи и масляные чипсы. Фитч требовал работы, и покаутомленные адвокаты медленно накладывали еду на бумажные тарелочки, двапомощника раздавали им копии актов графологической экспертизы. Ешьте побыстрее,командовал Фитч, будто кому-нибудь могло прийти в голову смаковать подобнуюпищу. Список сократился до 111 человек, и окончательный отбор должен былначаться на следующий день.

Утром солировал Дурвуд Кейбл, или Дурр, какего называли на всем побережье, откуда он за шестьдесят один год своей жизни, всущности, никуда не уезжал. Как старший партнер компании “Уитни, Кейбл и Уайт”сэр Дурр был по зрелом размышлении выбран Фитчем руководителем бригады юристов,которым предстояло отстаивать интересы “Пинекса” в суде. Адвокат, потом судья итеперь снова адвокат, Дурр за последние тридцать лет жизни в основном занималсяизучением присяжных и их опросом. В суде он чувствовал себя как рыба в воде,потому что суд — это подмостки: никаких телефонов, никакого уличного движения,никаких снующих взад-вперед секретарей. У каждого своя роль, все следуютсценарию, и каждый адвокат — звезда. Дурр и двигался, и говорил весьмамногозначительно, но при этом ничто не укрывалось от его пытливых серых глаз. Еслиего противник Уэндел Pop был шумным, общительным и грешил против вкуса, Дуррвсегда оставался застегнутым на все пуговицы и церемонным. Неизменный темныйкостюм, довольно смелый золотистый галстук, классическая белая рубашка, приятноконтрастировавшая с его темным, загорелым лицом. Дурр был фанатичным рыболовоми проводил многие часы в открытом море на своей яхте под солнцем Проплешина унего на макушке стала бронзовой.

Был период, когда в течение шести лет подрядДурр не проиграл ни одного дела, но потом Pop, его недруг, а временами друг,обставил его на два миллиона в деле трех откатчиков.

Дурр подошел к барьеру и серьезно посмотрел влица ста одиннадцати сидевших перед ним людей. Он знал, где живет каждый изних, сколько у него детей и внуков, если таковые имеются. Скрестив руки нагруди и задрав подбородок — этакий профессор-меланхолик, он произнес приятным,глубоким голосом:

— Меня зовут Дурвуд Кейбл, и я представляюкомпанию “Пинекс”, старейшую компанию, которая вот уже девяносто лет производитсигареты.

Да, вот так, он вовсе не стыдится этого! Речьо “Пинексе” продолжалась десять минут, и Дурр произнес ее мастерски, сумевсмягчить образ компании, представить своего клиента как нечто теплое ипушистое, почти симпатичное.

Покончив с этим, он бесстрашно окунулся впроблему выбора. Если Pop напирал на пагубность привычки к курению, то Кейблпосвятил свое время свободе выбора.

— Нужно ли кого-либо убеждать в том, что призлоупотреблении сигареты могут представлять потенциальную опасность? — спросилон и увидел, как большинство присутствующих согласно закивали головами. Кто жестанет с этим спорить? — Прекрасно. Но раз это общеизвестный факт, следуетпризнать, что курящий сознает опасность того, что он делает. — Снова кивки, норуки пока никто не поднял.

Дурр изучал лица, особенно остававшеесязагадкой лицо Николаса Истера, сидевшего теперь в третьем ряду, восьмым отпрохода. После всех пертурбаций Истер не был уже кандидатом номер пятьдесятшесть. Теперь он носил порядковый номер тридцать два и с каждым новым отсевомпродвигался все выше в списке. Его лицо не выражало ничего, кромевсепоглощающего внимания.

— Это очень важный вопрос, — медленно произнесКейбл, и его слова эхом отозвались в тишине зала. Направив на аудиториюуказующий перст, без малейшего, впрочем, оттенка агрессивности, Кейбл спросил:— Есть ли в этом зале хоть один человек, который сомневается, что существуюткурильщики, не осознающие опасности курения?

Он ждал, как рыболов, наблюдая и чуть-чутьподергивая удочку, пока наконец не клюнуло: в четвертом ряду медленно подняласьрука. Кейбл улыбнулся и сделал шаг вперед.

— Ага, вы, если не ошибаюсь, миссис Татуайлер?Встаньте, пожалуйста.

Если ему действительно нужен был доброволец,то радость его оказалась преждевременной. Миссис Татуайлер была худенькоймаленькой дамой шестидесяти лет с очень сердитым лицом. Она встала, вытянувшисьв струнку, высоко задрала подбородок и сказала:

— У меня к вам вопрос, мистер Кейбл.